Лирей. Сердце зверя - Диана Хант

— Тише, девочка, — повторил Зверь и поцеловал в висок. — Тише, родная. Ты до смерти перепугаешь всех волков в этом замке, — заметив, что я пришла в себя, Фиар добавил: — И в его окрестностях.

До меня с запозданием стало доходить происходящее.

Я в кабинете отца, наедине с мужчиной.

Который волею отца… мой муж.

Муж.

И другого у меня не будет…

И вот он держит меня на руках, а я прижимаюсь к нему всем телом и плачу, как ребенок.

— Лирей, — мягко сказал Зверь и снова поцеловал. На этот раз в макушку. — У тебя только две реакции на мою близость. Или ты падаешь в обморок от страха, или плачешь, сетуя на свою долю. Я настолько неприятен тебе?

Закусив губу, я покачала головой.

— Тут другое, — прошептала я, сжимаясь в комок и боясь даже шелохнуться. Потому что близость с ним, жар его тела, голос, низкий, хриплый, вкрадчивый, — он раздается над самым ухом. Все это заставляет голову кружиться, сердце то замирать, то биться с утроенной скоростью, а я… я понятия не имею, как на это реагировать.

— Что же? — тихо выдохнул Зверь прямо мне в волосы.

— П-поставьте меня. Пожалуйста. Вот, — пролепетала я.

Вопреки просьбе, меня чуть сжали в объятиях, прижимая к себе еще ближе, и, прежде чем я успела подумать, как здесь хорошо, уютно и безопасно, с явной неохотой поставили на ноги. А потом придержали за плечи, терпеливо ожидая, когда смогу твердо стоять на ногах.

— А можно, — Зверь приподнял брови, изображая крайнюю степень заинтересованности тем, что сейчас скажу, — еще немного вина?

Фиар в третий раз наполнил мой бокал.

К этому времени я уже сидела в кресле. А на коленях у меня стояла та самая шкатулка. Несмотря на то что лежал в ней один-единственный запечатанный конверт, она была тяжелая. А может, тяжелая именно поэтому? Потому, что конверт был адресован мне? На нем было написано мое имя и стояла сургучная печать. Я узнала отпечаток перстня отца.

— Я понимаю, нелегко узнать такое, Эя, — сказал Зверь, передавая мне бокал. Когда я растерянно пригубила, принял его обратно и поставил на стол. — Можно было и не показывать тебе завещание Анжу и свидетельство о заключенном родовом браке. Ты и сама знаешь, что я говорю правду. Наша связь, о которой ты узнала сразу же после заключения брака, которая является лучшим доказательством того, что я не лгу, говорит сама за себя. Твой отец хотел рассказать тебе, он собирался это сделать, но…

— Но он не успел, — прошептала я, чувствуя на щеках мокрые дорожки.

— Откуда?.. — начал было Зверь, но замолчал.

— Я видела вас, — тихо произнесла я. — Еще там, у Велеса. Когда получала посвящение. Он показал мне, чтобы не думала, что отца убил кто-то из свободных. Я видела вас вплоть до того момента, как он передал тебе эти свитки, — я покосилась на свидетельство о заключении родового брака и на завещание герцога Ньюэйгрина, Анжу Альбето, — и сейчас увидела… в самый последний момент. А потом отца не стало.

Фиар нахмурился. Но одновременно с этим на его напряженном лице проступило облегчение.

— Поэтому так кричала? — тихо спросил он.

Я представила, как, должно быть, это выглядело со стороны. Он сообщает, что мы женаты. А я ору белугой и бьюсь в истерике. И снова чуть было не теряю сознание…

Несмотря на трагизм ситуации, навеянный воспоминаниями Зверя, я улыбнулась. И Фиар ответил на мою улыбку.

— Ну что же, — протянул он. — Знать, что твою жену испугал не сам факт замужества, а некстати подвернувшееся воспоминание… Твой магический дар позволяет тебе путешествовать по воспоминаниям, Эя, — серьезно добавил он. — Не только собственным, но и чужим. Анжу говорил, что, когда ты войдешь в силу, сможешь воссоздать в своей памяти всю историю своего рода… Смутные века… И то, что предшествовало им…

— Я, — пробормотала я, часто моргая, — я не знала…

Зверь кивнул.

— Что ты могла знать, сидя взаперти в Ньюэйгрине? Никто, кроме отца, не знал твоей тайны… Кто-то догадывался…

— Церковники? — хрипло спросила я.

Зверь кивнул снова.

А затем указал глазами на письмо.

— Твой отец передал это для тебя.

Я закусила губу и надорвала конверт.

Вскоре на колени выпал листок.

Судя по исписанной части, письмо было коротким. А по неровным буквам, по тому, как строчки набегают одна на другую, отец спешил, когда писал. Возможно даже, у него тряслись руки.