Краткая история Индии - Джон Зубжицки

землевладелец мог требовать с крестьянина. Хотя сам был брахманом, он критиковал кастовую систему, которую считал причиной, по которой индийцам недостает единства. Рой провел три года в Англии, удивляясь всему, что ему встретилось, в том числе философу Джереми Бентаму, который звал Роя на заседания палаты общин.

Рам Мохан Рой, прозванный отцом современной Индии, стал первым образованным индийцем, выступившим за освобождение страны конституционным путем

Подобные Рою элиты составляли ничтожное меньшинство. В начале 1800-х годов индийское общество все еще основывалось на крестьянстве, более 70 % населения было занято в сельском хозяйстве. Средняя продолжительность жизни составляла около двадцати шести лет. Но в период, последовавший за распадом империи Великих Моголов, меняется и наше историческое видение Индии. Традиционная характеристика XVIII века в Индии как эпохи распада, хаоса, алчности и насилия опровергается современными исследователями, указывающими на экономический рост, урбанизацию и коммерциализацию, особенно в динамично развивающихся северных областях. Индийские семьи были меньше европейских, в основном из-за женского инфантицида, высокой детской смертности и детских браков, которые часто приводили к раннему вдовству. Перепись 1822 года в таких городах, как Калькутта, Дакка и Аллахабад, показала средний состав домовладения от 3,5 до 4,1 человека. В Англии в то же время аналогичный показатель составлял 4,75. Однако бедственное положение женщины в Индии начала XIX века никогда сомнению не подвергалось. Как сетовал бенгальский общественный активист Ишвар Чандра Видьясагар: «В обществе, где у мужчин нет ни жалости, ни веры, ни чувства справедливости, ни чувства добра и зла, где мерой достоинства считается способность доминировать, а веруют только в превосходство, женщине лучше вовсе не рождаться».

Цивилизаторский порыв Бентинка добрался до сферы образования, где развернулись дебаты между ориенталистами, ратовавшими за традиционное обучение на таких классических языках, как санскрит и персидский, и англицистами, которые хотели внедрить западные стандарты обучения на английском языке. Последние утверждали, что если студенты желают изучать «Бхагавадгиту», то они из английского перевода почерпнут столько же, сколько из оригинального санскритского текста. Раздел мнений проходил не только по национальному принципу. Среди тех, кто поддерживал англицистов, оказался Рой, уверенный, что современное обучение «является ключом к сокровищнице научной и демократической мысли современного Запада».

Точку в этом вопросе поставил Томас Бабингтон Маколей (1800–1859), сын проповедника, ставший первым юридическим советником администрации Бентинка. Отражая свою утилитарную веру в превосходство европейской культуры и науки, Маколей утверждал, что старые языки Индии «не содержат ни художественной, ни научной информации, они настолько бедны и грубы, что если их не обогатить из некоего дополнительного источника, то ни один приличный труд перевести на них невозможно». Его цель заключалась в том, чтобы создать «класс людей, индийцев по крови и цвету кожи, но англичан по вкусам, суждениям, нравам и интеллекту». Маколей прославился фразой: «Я не смог найти ни одного ориенталиста, который не признал бы, что одна полка хорошей европейской библиотеки стоит всей повествовательной литературы Индии и Аравии».

За государственный счет мы поддерживаем медицинские доктрины, которые бы опозорили английских коновалов, астрономию, которой впору смешить девочек английской школы-интерната, историю, изобилующую королями в тридцать футов ростом и царствованиями сроком в тридцать тысяч лет, а также географию с морями из патоки и морями из масла.

Маколей об образовании

Критика Маколея сегодня воспринимается не так жестко из-за его стараний создать в Индии единый уголовный кодекс и наладить работу Индийской гражданской службы [26]. Индусская и мусульманская системы законов часто противоречили друг другу, действуя параллельно с правилами Ост-Индской компании, создавая правовую путаницу, которую Корнуоллис только усугубил, запретив индийцам председательствовать в суде. Новый уголовный кодекс Маколея ограничил применение смертной казни наказанием за убийство и государственную измену. В попытке привести к единообразию уже существовавшие законы этот кодекс закрепил права женщин на собственность почти на полстолетия раньше, чем аналогичные законы вступили в силу в Англии. Сегодняшняя возмутительно медленная, но поразительно живучая индийская бюрократия своим долголетием обязана именно процедурам, утвержденным Маколеем. Без них Индия как государство могла и не пережить травм, полученных при разделении.

Наплыв миссионеров повысил число проживавших в Индии европейцев, не связанных с ОИК и многочисленными армиями, хотя это число по-прежнему оставалось небольшим – от около 2150 гражданских в 1830 году до 10 000 в 1850-м. Приезжали европейские специалисты – от гробовщиков и таксидермистов (чтобы изготавливать чучела тигров, добытых в охотничьих экспедициях) до винокуров и изготовителей бильярдных столов. Мужчин приезжало значительно больше, чем женщин, что послужило появлению так называемых «рыболовных флотилий» – тысяч молодых британок, приплывавших в Индию в отчаянной попытке найти «мужа за 300 фунтов в год – живым или мертвым». Имелось в виду среднее годовое жалованье младшего сотрудника индийской гражданской службы.

Когда закончился срок службы Бентинка, он уехал из Индии ни с чем. Его предложение назначить индийцев на высшие должности компании не получило поддержки у директоров в Лондоне. Он также пытался добиться повышения индийским судьям жалованья в десять раз; компания увеличила их едва ли в четыре раза. Не обуздали эти реформы и все учащающихся воинственных призывов в рядах компании. В 1820 году сэр Чарльз Меткалф (1785–1846), бывший представитель в Дели, заявлял: «Мне отвратительны призывы к войне и вмешательство в дела других государств ради роста нашего благосостояния, но война, которая сваливается на нас или в которую нас неизбежно втягивают, должна по возможности быть обращена к нашей пользе путем захвата новых ресурсов, чтобы оплачивать наши силы, охраняющие то, что у нас есть, и увеличивающие наши владения в грядущих неизбежных войнах».

Эта позиция дала обратный эффект, когда британцы попались в ловушку во время Первой Афганской войны, описанной писателем Джеймсом Моррисом, как «худшее поражение, понесенное британцами на Востоке за все время до вторжения Японии в Малайю во время Второй мировой войны и захвата Сингапура столетием раньше». Причиной этой войны стала обеспокоенность лорда Палмерстона насчет российских планов относительно Индии. Британский премьер-министр боялся, что афганский правитель Дост Мохаммед (1793–1869) чересчур симпатизирует России и вскоре царские войска могут двинуться через Хайберский проход и войти в Индию. Первый крупный конфликт в Большой игре, как прозвали столкновение сфер влияния в Центральной Азии между Россией и Великобританией, закончился масштабным восстанием против британской оккупации, когда афганские племена полностью перебили британскую отступающую армию и сотни гражданских. Несмотря на то что им был обещан безопасный проход, тысячи британских солдат и индийских сипаев, а также женщины и дети были убиты по пути из Кабула. Единственным человеком, пережившим это отступление, оказался Уильям Брайдон (1811–1873), хирург армейского медицинского корпуса, доковылявший до британского гарнизона в Джелалабаде на полумертвой лошади. В течение многих дней после его прибытия жгли костры и подавали сигналы горнами, чтобы указать дорогу выжившим, но больше не пришел никто.

Более успешным, но не менее жестоким стала британская аннексия Синдха в 1843 году. С 1845 по 1849 год произошли две короткие войны с сикхами, после чего Британия присоединила к своей империи Пенджаб и Кашмир. По условиям последнего Лахорского мирного договора, подписанного в 1849 году, сикхский инфант махараджа Дулип Сингх (1838–1893) отдавал в качестве выкупа алмаз «Кохинур» королеве Англии. Джон Лоуренс, один из чиновников новой администрации Пенджаба, какое-то время не мог найти алмаз, но в конце концов слуга Лоуренса нашел его и сдал на хранение новому генерал-губернатору Далхаузи (1812–1860), который перевез камень из Лахора в Бомбей. Когда в июле 1850 года королеве Виктории вручили драгоценность в Букингемском дворце, она была разочарована, отметив в своем дневнике, что камень «недостаточно прозрачен и плохо огранен, и это портит впечатление». Возможно, на королеву повлияла дурная репутация камня: несколько его обладателей умерли или лишились трона вскоре после того, как завладели камнем. Взбешенный ее реакцией, Далхаузи позднее писал: «Если Ее Величество решила, что он приносит несчастье, пусть вернет его мне. Я бы выставил его на продажу вместе с его дурной славой».

Картина