Пустошь - Андрей Красников

И где я, спрашивается?

– Проклятье… – Эмоций у меня уже почти не оставалось.

К концу дня я с абсолютной уверенностью определил, куда меня выплюнуло свечение. Сложно было не определить, стоя на самом краю бездны и рассматривая крохотные деревца далеко внизу. Конечно, в мире может быть всякое, но зачем придумывать сложности – в самой Пустоши похожих мест больше нет, а значит, я стою там, куда уже сотни полторы лет не может забраться ни один путешественник: на Мертвом плато, так кстати воспетом Галлардом в своей книженции.

Это произведение, кстати, осталось со мной вместе с двумя полупустыми тетрадями Ольда и книгой про демонов. Повезло, называется. Кроме этого в рюкзаке нашелся бутылек с ядом, будь он неладен, а также слиток какого-то серебристого металла. И изрядно увядший плод джуги.

Встреча с охотниками лишила меня почти всего ценного, что было за душой. И понимание этого заставляло время от времени скрипеть зубами и слать проклятья в пустоту. Бессмысленное занятие, особенно если учесть, что я даже не знаю, в каком городе искать грабителей. Просидишь год в Чернолесье, пылая жаждой мести, а они в это время будут радоваться жизни где-то в Золотом Треугольнике. Тьфу.

Я пнул ногой лежащий рядом валун и с любопытством стал наблюдать, как он падает вниз, становясь все меньше и меньше. Тут у меня внезапно закружилась голова, а тело чуть было не последовало вниз вслед за камнем. Ну его к демонам… Сев на край плато и немного откинувшись назад, чтобы ненароком не свалиться, я вытянул ноги над пропастью.

Положение у меня было, скажем так, весьма неопределенным. То, что меня единым махом отнесло чуть ли не на пятьсот миль в сторону, – в общем, рядовое событие. Барахлящие порталы в Пустоши попадаются, иногда люди в них по глупости суются, а иногда даже остаются в живых, рассказывая потом, куда их занесло. Скажем, немного в стороне от дороги из Дозорной башни к Золотому Треугольнику есть портал, стабильно выкидывающий любого желающего в сотне миль от Янтарного. Пройти за один шаг пару недельных переходов – очень соблазнительно. Да только места там такие, что до самого Янтарного только каждый пятый потом добирается.

Ну и еще штуки три есть, но не такие стабильные, так что ими вообще никто не пользуется, если в здравом уме.

А меня вот, получается, забросило в самую недоступную часть Пустоши. Одно время, лет сто назад, попытки сюда залезть предпринимались чуть ли не каждый день. Со всех сторон народ приходил, с чего-то решив, что именно здесь находятся спрятанные сокровища разрушенной страны. Может быть, так и есть – никто проверить не смог. Слишком уж отвесно вздымаются к небу края плато – как ни цепляйся, все равно рано или поздно навернешься вниз. А лететь до земли можно очень долго.

Я опять поболтал ногами над пропастью, задумчиво рассматривая проплывающие практически над моей головой облака.

Вот и получается, что уже полтораста лет плато стоит нетронутым. Люди здесь, наверное, побывали – раз уж меня закинуло, то и других могло. Но вот спуститься обратно ни у кого так и не вышло. И в итоге я даже не представляю, что здесь может быть. Какие опасности или, наоборот, приятные открытия.

Впрочем, не исключено, что здесь вообще никого и ничего нет. Кроме птиц: я приметил среди облаков несколько жирных кружащихся точек. В любом случае прямо сейчас нужно было решать, что мне теперь делать и куда идти. Находился я на южном краю плато – солнце недвусмысленно намекало на это. Что располагается в центре – неизвестно, значит, туда идти довольно глупо, разве что совсем от отчаяния. На нашем полуострове лучший способ выжить – это не соваться в неизвестные места. На что мне действительно можно ориентироваться – так это на небольшой водопад, который расположен на восточном краю плато, неподалеку от Каххара и Орлиного Утеса. Вода – это жизнь, особенно с учетом того, что у меня ее запасов опять не осталось. Это уже начало утомлять – в дикой Пустоши оказалось очень сложно раздобыть какую-нибудь емкость, а пока ее у меня не было, приходилось жить буквально от водопоя до водопоя.

Идти до водопада мне в самом худшем случае миль сто. С учетом того, сколько я хожу в последнее время, – сущие пустяки. Тем более что нога чувствовала себя на удивление хорошо. Не иначе как прокачка энергии действительно действовала как лекарство. Надо будет еще с плечом такой трюк провернуть – я дотронулся пальцем до пропитанной кровью повязки и поморщился от боли.

Итак, предстоит сделать новый переход по незнакомым краям. Несколько минут я честно пытался вспомнить еще что-нибудь о плато. Но ничего больше не вспоминалось – забраться наверх нельзя, на востоке есть небольшой водопад, все, информация исчерпана.

Ладно, значит, идем на восток. Поднявшись и посмотрев еще разок на далекую землю внизу, я поудобнее пристроил за плечами заметно полегчавший рюкзак, а затем отправился в путь.

Дорога по краю плато, если ее можно так назвать, по сравнению с ходьбой по пескам была просто чудесной. Я спокойно топал по ровной, как стол, поверхности, иногда, развлекаясь, кидал камешки с обрыва, рассматривал окрестности и считал черные точки над головой. Их потихоньку становилось все больше. Не сказать что меня это как-то особо волновало, но на небо я все же иногда посматривал с опаской.

Шел неторопливо, так что к вечеру одолел, наверное, миль двадцать, не больше. Местность на краю оставалась все такой же ровной и пустынной, но со стороны центра плато, милях в двух от обрыва, теперь виднелись нагромождения скал, кое-где покрытых зеленью и даже деревьями. Пока что идти в ту сторону не очень хотелось – я понятия не имел, что там может быть, кроме этой самой зелени, а заниматься исследованиями меня как-то не очень тянуло.

Сверху в очередной раз прозвучал пронзительный крик, заставивший меня вздрогнуть и поднять голову.

В небе все так же кружили птицы. Но если раньше они летали где-то высоко, среди облаков, то сейчас заметно снизились. И количество их в очередной раз увеличилось.

У меня появилось ощущение, что я упускаю что-то очень важное. Буквально жизненно важное. Стервятники у нас, в районе Хрустального, попадались повсеместно, были трусливыми и никогда не считались чем-то достойным внимания. Но сейчас они вели себя необычно, неправильно. А в Пустоши, если что-то идет не так, как полагается, это однозначное предупреждение об опасности.

Появилось и начало стремительно разрастаться нехорошее предчувствие.

Еще раз глянув вверх, я решительно свернул в сторону скал. С неба донесся хор возмущенных воплей, и птицы спустились еще немного ниже. Я ускорил шаг, втянув голову в плечи и вновь начиная чувствовать все свои раны.

Совсем рядом на землю шлепнулась увесистая лепешка вонючего помета, заставив меня переместить рюкзак на голову и еще больше ускорить шаг.

Когда я добрался до скал, тени уже заметно удлинились, обещая скорое наступление сумерек. И на стервятников, в отличие от всех нормальных птиц, приближение темноты подействовало весьма бодряще – упитанные туши теперь носились всего в десятке локтей надо мной, непрестанно крича и поливая все внизу пометом. Гнусные твари. От рюкзака уже шла такая вонь, что я всерьез задумался о том, чтобы его выбросить. Останавливало только понимание того факта, что без него весь помет будет прилетать сразу в меня.