Поход на Кремль - Алексей Слаповский

Все оглянулись.

Антонина Марковна опустила руки.

– На кладбище надо, – сказал человек без имени, выразив самую здравую мысль. – Нечего нам тут делать. Поворачиваем.

А так как он был одним из тех, кто нес гроб, то и подал пример, сделав корпусом движение. Это движение подхватили остальные, стали разворачивать гроб.

Валерий хотел что-то сказать, но только махнул рукой: что объяснишь глупым людям?

Но через несколько метров процессия, начавшая довольно бодро идти назад, остановилась, столкнувшись в лоб с другой процессией.

Крепкие парни в ритуальных черных костюмах и с нашивками «Танатос» (одно из самых престижных похоронных агентств столицы) несли на плечах то, что разительно отличалось от последней, обитой красненькой матерьицей, домовины Юркина: гроб мебельного вида, богато отделанный (и не мудрено, это был элитный гроб канадского производства модели 4GK-825-HD RICHMOND, массив тополя, отделка – креп, производитель BATESVILLE CASKET, цена 244 000 рублей).

Это несли еще одного почившего в тот странный день, Леонида Моисеевича Арбалевского, бывшего ответственного работника. Он умер в семьдесят два года, но мама его, девяносточетырехлетняя Эсфирь Ильинична, была жива. Она отличалась тем, что знала все новости на свете, причем для этого ей не требовались ни газеты, ни телевизор, ни Интернет. Конечно, она знала не абсолютно все – следовательно, то, чего она не знала, не было достойно внимания приличного человека.

О том, что Кремлевское кладбище опять открыто для захоронения уважаемых людей, ей стало известно сразу же. И она велела прибывшим работникам агентства «Танатос» направляться именно туда, а не на Ваганьковское кладбище, как было намечено. Работники засомневались:

– Вы уверены, что хотите туда?

– А куда же еще? Вся Москва там уже хоронит, а мы будем в стороне? Я, конечно, не за то, чтобы хоронить кого попало, но, милые мои, у моего сына и папа, то есть мой муж, и дед по отцу, и еще один дед, двоюродный, все захоронены у мавзолея или в стене, только под другими фамилиями, потому что Леня на паспорт взял мою фамилию, поверьте, у него для этого были серьезные причины!

Она много еще чего сказала. На свет не родился человек, которого Эсфирь Ильинична не сумела бы убедить в чем угодно, поэтому работники «Танатоса» пожали плечами и согласились. Они хотели, как это было записано в договоре на ритуальные услуги, пронести пятьдесят метров до катафалка, потом сопровождать катафалк в траурных автомобилях вместе с родственниками, а на кладбище опять нести гроб на плечах. Но в такой толчее и катафалк, и траурные автомобили двигались медленнее людей, ритуальщики вынуждены были продолжить пешее шествие. Один из них заикнулся о дополнительной оплате, на что Эсфирь Ильинична сказала, что они должны почитать за честь порученное им дело, к тому же до Кремля осталось идти так немного, что даже смешно об этом спорить.

И вот две процессии столкнулись. С одной стороны были те, кто несли гроб Геннадия Матвеевича Юркина, а с ними близкие, друзья и знакомые, да еще сто двадцать семь человек, а навстречу двигались работники «Танатоса», несколько бывших коллег Арбалевского (говоря точно – семеро), родственники (двенадцать человек), но там зато была Эсфирь Ильинична с ее мощной логикой. Поэтому так получилось, что гроб с Юркиным был вынужден отступить и направиться вместе с гробом Арбалевского в прежнем направлении – к Кремлю.

Группы опять сошлись, образовали общий широкий поток.

Впереди показалось заграждение: машины, люди в формах разных родов внутренних и (уже) внешних войск.

Виктор Мосин, того не желая, оказался первым в шествии – рядом с женой.

Генерал Челобеев и Илья Владимирович Шелкунов, прибывшие на аванпост, увидев его, удивились.

– Виктор Дмитриевич! – крикнул Челобеев. – Вас же послали уладить, насколько я знаю, а вы что делаете?

– Кто? – громко спросил Мосин. – Кто убил моего сына?

– Уже разобрались! – ответил Шелкунов. – Негодяй найден и будет наказан!

– Где он?

– Здесь!

Вот для чего Шелкунов и Челобеев добивались того, чтобы Сергея Толоконько доставили сюда: они предвидели такой поворот событий.

Толоконько, растерянный, не понимающий, что делать и что будет, вылез по знаку Челобеева из люка бронетранспортера. Встал на корпус рядом с генералом, чуть пониже его.

– И что теперь? – мрачно спросил он у начальства.

И тут же на него бросился Виктор Мосин. У него было оружие, но он хотел убить мерзавца голыми руками, чтобы чувствовать его смерть осязаемо; пуля такой возможности не дает.

– Виктор, не надо! – крикнула Тамара Сергеевна. – Остановите его!

Омоновцы, ждавшие от кого-нибудь команды, сочли этой командой ее слова и стали оттаскивать Мосина, им помогали и гражданские люди, не желавшие допустить кровопролития и понимавшие, что разъяренный отец вместо мщения может попасть в беду.

Виктора еле удерживали, он рвался, а потом как-то вдруг сразу ослабел, вернее, окаменел, застыл, не сводя глаз с Толоконько.

Тот тяжело дышал, потирая красную шею.

– Проси прощения! – приказал ему Челобеев.

– Извините, я нечаянно! Я не хотел! – сказал Толоконько голосом, каким говорят двоечники, которых заставляют читать наизусть стихи Пушкина, а они оправдываются, что забыли, хотя даже и не собирались учить эту нудятину.

Вышло неубедительно.

– Он сам виноват! – не утерпел обиженный Толоконько. – Он напал на меня!

А вот это было выкрикнуто от души, с болью. Но именно этому не поверили: привыкли, что у нас, когда говорят слишком уж искренно, будь внимателен – наверняка врут.

Виктор Мосин опять дернулся, но его держали.

А Кабуров понял: пришла его минута. Да, он только что призывал к упорядоченности и отговаривал от экстремизма, но не использовать козырную карту, которая сама свалилась в руки, было бы верхом глупости. К тому же это вернет расположение Гжелы, она что-то холодновата к нему сегодня, будто не верит в его силы и возможности.

Кабуров быстро вышел вперед, встал между заграждением и демонстрантами, боком, обращался и к тем и к другим.

– Вот! – закричал он. – Вот вам наглядный пример того, как ищут стрелочника – и находят! Рядовой милиционер злоупотребил властью? Да! Но кто отдал ему приказ – если не прямой, то нравственный? Кто отправил к нему на смерть мальчика? Разве не они? – указал Кабуров на Челобееева и Шелкунова. Он указал наобум, но оказался фактически прав, что немедленно подтвердила Тая:

– Да, они, они, они! – закричала она со слезами. – Они в соседнем заде сидели, я их видела! Они и ОМОН вызвали!

Гжела посмотрела на Кабурова с уважением. Если его сегодня убьют, подумала она, буду приходить каждый год в этот день на его могилу. Одна. Люди со стороны будут смотреть и говорить: «Она была его последней любовью!»