Бумажные призраки - Джулия Хиберлин

Час спустя, когда мы оставляем машину на просторной и роскошной парковке, Карл уже вполне в духе. Я едва не подпрыгиваю от радости, когда вижу вокруг минимум шесть современных белых пикапов вроде нашего. Мы проведем здесь двое суток, и то, что наша лошадка может затеряться в стаде белых пони, весьма кстати.

– Вот это я понимаю, – говорит Карл, когда швейцар распахивает перед ним двери.

– Смотри не привыкни, – отвечаю я.

Фойе в гостинице «ЗаЗа» просторное и темное, с бордовыми акцентами, современными низкими диванчиками и затейливыми восточными коврами на полу. Карл уже назвал искусство на стенах (черно-белые фотопортреты модных хипстеров и стенную роспись с изображением гротескных человечков, явно недовольных своей ролью гостиничного декора) «дерьмом собачьим».

За стойкой слаженно и со знанием дела работают две девушки, которым собственная красота не причиняет никаких неудобств. Я выбираю девицу с гладким черным «бобом», бледной кожей, как у Леди Гага, и именем «Харриет» на бейджике. Карл подкатывает к стойке тележку, выставляя всем на обозрение наш нехитрый багаж: автомобильный холодильник, два чемодана, патриотическую подушку Карла, спальник Уолта, коричневый пакет с собачьей едой и мисками и мой рюкзак. Самого Барфли он разместил здоровым боком вперед (по моему наказу).

– Здравствуйте, меня зовут Мередит Лейн, – называю я имя с липовой кредитки и удостоверения личности, которые выкладываю на стойку. – Мы с отцом бронировали у вас номер.

Внимание Харриет целиком приковано к Карлу и Барфли.

– Они с вами? Оба?

Надеюсь, она не устоит перед мягким золотистым носом и карими глазами Барфли. Шерсть у него стала немного пушистее и мягче, да и свою роль он исполняет куда лучше, чем Карл, – тот вовсю ухмыляется огромному фотопортрету мускулистого мужчины на пляже, который держит на плечах очаровательного белокурого мальчугана. Жизнь, о которой мечтаешь.

– Да, они оба со мной.

– Простите, но с собаками нельзя. – Вид у нее и впрямь виноватый (правильно я выбрала сотрудника!).

– Это служебная собака для эмоциональной поддержки. Барфли необходим моему больному отцу, – невозмутимо отвечаю я. – У вас на сайте написано, что такие животные допускаются.

На самом деле на их сайте об этом ни слова, конечно же.

Харриет смотрит на коллегу: та деловито подбирает новый номер бизнесмену, у которого «с кровати не видно телик, мать его». Я мысленно благодарю засранца за скотское поведение: Харриет придется самой решать, как со мной поступить.

– Животное для эмоциональной поддержки, – тихо повторяю я. – Он необходим моему отцу. Завтра утром мы записаны к врачу. Барфли ехал с нами из самого Финикса, отец без него очень страдает. – Я как бы невзначай кладу руку в многочисленных кольцах рядом с водительскими правами, на которых действительно написано «Финикс», хотя я там в жизни не бывала.

– Красивые у вас кольца, – говорит Харриет. – Барфли – это пес?..

Я могла бы протащить его в номер тайком, но тогда нам пришлось бы иметь дело с горничной. Вместо этого я решила понадеяться на тот факт, что люди гораздо охотнее верят вранью, когда вранье связано со столь симпатичным зверем, как Барфли.

Карл машет Харриет ручкой. Она весело машет в ответ.

– Да, это наш пес. Кличку придумал мой папа.

– Он обучен всему необходимому?

Я не теряюсь.

– А, вы про пса! Да, конечно. С ним занимались лучшие специалисты. Может, слышали про ветерана войны в Ираке, который подбирает на улице бродячих собак и готовит их к работе с престарелыми? Он наполовину чероки, его даже приглашали в «60 минут». Скоро у него будет свое реалити-шоу!

– Здорово. Папа у вас душка! – восклицает Харриет, а потом шепотом добавляет: – У моей тети Альцгеймер.

– Рак легких… – вру я.

Пальцы Харриет деловито порхают над клавиатурой.

– Я вам сочувствую. Такая беда. Вы знаете, в онкоцентре Андерсона творят настоящие чудеса. И, кстати, здесь рядом Герман-парк. Можете сводить его туда. Пса, не отца. Еще от нас по утрам ходит бесплатный автобус до медгородка, это очень удобно. Ага, вижу, вы зарегистрировались по медицинскому тарифу. Еще вам положено десять процентов скидки по пенсионному удостоверению. Можете не предъявлять.

Кто-то ощутимо пихает меня в ногу. Барфли. Карл бросил поводок, и пес свободно бродит по вестибюлю, демонстрируя всем повязку на боку. Я озираюсь по сторонам: Карла нигде нет.

– Ой, приветик! – Харриет перегибается через стойку и набрасывается на Барфли. – И что же с тобой случилось, лапочка?

– Ему только что удалили подозрительную опухоль. Но мы надеемся на лучшее. Отец теперь еще больше к нему привязался…

Я вижу, как Харриет пытается что-то придумать, но пока не знаю, чем это закончится. Мысленно я уже закидываю вещи в багажник и сплю на колючих простынях из наждачной бумаги, предварительно стряхнув с подушки чьи-то лобковые волосы.

– Сделаем вот что, – говорит Харриет, утыкаясь в экран монитора. – На одном из последних этажей сегодня освободился большой люкс после девичника. Мне шепнули, что жених переспал с подружкой невесты… – Она закатывает глаза. – В общем, отличный номер, вам понравится. Стоить это будет так же, все равно номеру еще несколько дней пустовать. Одна из ванных комнат больше, чем моя кухня. Отличное место для вашей собачки. Из окон открывается сумасшедший вид на город, музейный квартал и парк с фонтанами. Когда смотришь вниз, кажется, что падаешь – знаете это ощущение?

О да, знаю. Еще как.

Я разрешаю Карлу заказать новозеландскую баранину на косточке и картошку фри с вулканической солью из гостиничного меню. Гулять так гулять! Я совсем не настроена считать – будь то деньги, дни или пуки Уолта, о которых мне исправно докладывает Карл. Мы выбрали себе по бутылочке крафтового пива. Мне приглянулась «Блонди верхом на Бомбе» пивоварни «Саутерн стар», а Карлу – «Звони в ковбелл!» от «Буффало Байу». Интересно, что пили (и курили) авторы названий…

Перед нами во всем своем эклектичном великолепии раскинулся двухкомнатный люкс: три мягких глубоких дивана, обеденный стол на шесть персон, чудесная спальня с белым плюшевым пледом на кровати, два больших телевизора. Фирменный красный цвет гостиницы присутствует здесь только на бахроме абажура и на картинах с танцующими маками.

Я то и дело с тревогой ловлю наше с Карлом отражение в больших зеркалах, обрамленных старинными рамами. Сущий ад для прыщавых подростков и толстушек (никого не хочу обидеть – просто я сама была когда-то и прыщавым подростком, и толстушкой). Ясно, зачем здесь столько зеркал – взбивать юбки из белоснежного тюля, поправлять декольте, красить надутые губки и делать пьяные селфи. Но всякий раз, когда я ловлю краем глаза отражение и не сразу признаю в нем себя, мое сердце уходит в пятки.