Погружение в отражение - Мария Воронова

«И снова знакомо», – вздохнула Ирина.

Алла пыталась достучаться до Настиного здравого смысла, объяснить ей, что нельзя полностью растворяться в человеке, но та сначала отмахивалась, потом злилась, а наконец и вовсе выдала, что Алла специально хочет, чтобы у нее ничего не получилось с Глебом, потому что ей удобно иметь под рукой одинокую подругу.

Впрочем, она быстро опомнилась и извинилась.

Так бы женщины и дружили дальше, но на беду Ижевский стал хвастаться своими отношениями с Настей, притом не в самом достойном ключе.

Он, например, рассказывал, что его девушка приезжает к нему мыть окна и считает это за великую честь. С умным видом изрекал, что предложение руки и сердца надо заслужить, чем его девушка сейчас и занимается, – в общем, не упускал случая донести до широкой общественности, что Настя лебезит и пресмыкается перед ним, лишь бы только он когда-нибудь соизволил на ней жениться.

Алла не стерпела и передала Насте эти разговоры. Она надеялась хоть этим разбудить в подруге женское достоинство, но снова ничего не вышло. Ижевский клялся, что Алла все выдумала, ничего такого он не говорил. Это, наоборот, Алла распространяет сплетни, потому что завидует своей подруге. Она вообще всегда держала Настю при себе как крепостную, а теперь не хочет, чтобы та обрела свободу.

А Настя слушала этот лютый бред и кивала.

Но все-таки женская дружба устояла. Алла больше не пыталась выступать против Глеба. Она с болью замечала, как Настя словно угасает, горбится, опускается. Подруга перестала краситься, потому что Глеб считал косметику «пошлятиной», перешла на брюки, хоть у нее были точеные ножки и вообще фигура, идеально созданная для юбок карандашиком, отказалась от каблуков. Модные стрижки сменились унылым хвостиком, перехваченным аптечной резинкой, – в общем, Настя потухла.

А хуже всего, что она махнула рукой не только на себя, но и на весь мир, кроме Глеба. До знакомства с ним это была умная женщина, живо интересовавшаяся не только своей специальностью, но и множеством других вещей. Она с удовольствием ходила на выставки, в театры, на новые фильмы, а теперь сидела дома и, кажется, даже книг не читала.

Раньше с ней всегда было о чем поговорить и посмеяться, а теперь она только поддакивала Глебу. Если он заявлял, что книга – чушь, то Настя немедленно с ним соглашалась, пусть даже рядом сидела Алла, которая прекрасно знала, что эта книга нравилась Насте еще с юности.

Алла переживала за подругу, но сделать ничего не могла. Если бы она хоть тоже была одинока и несчастна, то Настя, возможно, прислушалась бы к ней, но муж и маленький ребенок Аллы поставили между подругами непроницаемую стену.

День рождения Аллы оказался критической точкой. Она не хотела приглашать Глеба, который после того, как Лева устроился работать во «Внешторг», лез в их жизнь довольно-таки навязчиво. Шмидты с радостью бы больше никогда его не видели и ничего о нем не знали, но Глеб настырно лез в их дом. Завозил какие-то гнилые орехи, которые ему прислала бабушка из Кишинева, или шиповник – источник витамина С, или просто так стучался в дверь: «был по делам неподалеку, так дай, думаю, зайду!»

К сожалению, ни у одного из супругов не хватило окаянства захлопнуть дверь перед носом Ижевского, а когда Глеб стал встречаться с Настей, то стал еще бесцеремоннее. Однажды Алла не утерпела, сказала ему, что, для того чтобы дружить семьями, надо сначала создать семью. Вскоре она сильно пожалела об этих словах, потому что ей позвонила рыдающая Настя и стала упрекать, что Алла все испортила. Якобы Глеб вот-вот хотел ей сделать предложение, уже был почти на волосок, но Алла так грубо на него надавила, что все желание пропало. Он теперь не может не думать, что это Настя подговорила Аллу сказать такое, чтобы заставить его жениться, но он свободный человек и не позволит никому указывать, что ему делать.

Алла вспылила: «Когда мужчина хочет жениться, то он женится, а не изображает из себя мимозу!», но быстро опомнилась, оставила сына на Леву и рванула к Насте. И вроде бы ей даже удалось в тот раз достучаться до подруги, убедить, что унижение еще никого до добра не довело. Не хочет жениться, пусть катится! Алла думала, что Глеб, хоть и сволочь, все же не полный идиот, и понимает, что второй такой дуры, как Настя, ему вовек не найти, поэтому женится на ней, если поставить вопрос ребром. Уходя, она повторила, что в субботу ждет к себе Настю на день рождения вместе с Глебом.

Настя пришла одна, и на удивление в хорошем настроении. Она снова выглядела ухоженной и интересной, как в юности и даже лучше. Общаясь с Глебом, она сильно исхудала, и это ей шло. Потеряв детскую пухлость, лицо ее стало значительным и притягательным, поэтому гости наперебой ухаживали за ней. Провожать ее пошел недавно разведенный помощник прокурора, и Алла решила, что наваждение по имени Глеб наконец-то закончилось.

Она ошиблась.

На следующий день Алла закрутилась по хозяйству и только глубокой ночью сообразила, что Настя не позвонила ей. Это было странно. Такое событие, как новый ухажер, требовало всестороннего обсуждения с лучшей подругой, а тут – тишина. На следующий день Алла позвонила Насте на работу. Та разговаривала сквозь зубы и быстро попрощалась. Алла решила, что просто выбрала неудачный момент, и позвонила вечером домой, и тут услышала шквал обвинений в подлости и в том, что, оказывается, с первого класса заедала Настину жизнь. «Зря я сразу Глебу не поверила, что ты меня хочешь всю жизнь в крепостных девках продержать!» Эта высокопарная терминология тоже была от Ижевского, сама Настя в жизни так не выражалась.

Сквозь всхлипы и оскорбления выяснилось, что Глебушка не пошел в гости к Шмидтам, сославшись на служебные обязанности, которые никак нельзя отложить. «А ты иди, повеселись за нас обоих. Я же понимаю, что ты не можешь не поздравить любимую подругу».

Алла догадывалась о причине столь внезапного трудового рвения – среди гостей были коллеги, которые не только на дух не переносили Глеба, но и не считали нужным это скрывать. До скандала бы не довели из уважения к хозяевам, но поиздевались бы на славу, так что Ижевский совершил один из немногих мудрых поступков в своей жизни, что не пошел.

На следующий день Настя, отправившись к возлюбленному, нашла того в ужасном расположении духа. Глебушка страдал, уязвленный в самое сердце. Как она могла пойти одна? Предательница, изменница и ля-ля-ля! Оказывается, он остался дома не из-за срочных дел, а потому, что это Алла ему звонила и просила не приходить. И он сначала, как благородный человек, отпустил любимую женщину, а теперь понимает, что сделал только хуже, ведь если и дальше покрывать подлость Аллы, то она окончательно разрушит Настину жизнь. Потому что Настя безвольная и слабая, она должна была заявить, что придет либо с Глебом, либо не придет вообще. В запале Настя даже не сообразила, что никто не просил ее выбирать между любовником и подругой.

Алла до хрипоты клялась, что не звонила Ижевскому, а, наоборот, ждала в гости их обоих, но все было бесполезно.

– Главное, он все так извратил, – вздохнула Алла, – я, дура, сама рассказала, что когда только начинала жить с Левкой, то совсем не умела готовить, поэтому ко мне тайно приходила Настя и варила обед. Я думала, что этим создам Настюшке рекламу в Глебовых глазах, а он это преподнес как эксплуатацию. Главное, для подруги щи сварить – это крепостничество, а Ижевскому на работу таскать горячие обеды – норма жизни. Двойной стандарт.