📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгРоманыПорода. The breed - Анна Михальская

Порода. The breed - Анна Михальская

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 27 28 29 30 31 32 33 34 35 ... 120
Перейти на страницу:

— О, Энн, я не могу, — ужаснулась Мэй. — У меня сейчас все в таком беспорядке. Совершенно нечего смотреть. Утки не перелиняли. Потом, нужно же что-то устраивать. Павильоны, чай. Сэндвичи, пирожные… Ах, надо все это готовить… Я ничего не успеваю.

Дункан… Он справлялся. А я одна не могу. Нет, не могу. — Мэй огорченно поболтала в стакане остатки льда.

Энн, поняв, что вопрос был не вполне уместен и Мэй расстроилась, поспешила исправить положение:

— Но Мэй, дорогая, я с радостью тебе помогу. И потом, открывать свои сады — это наш долг. Люди должны получать от нас удовольствие. Да. Нам повезло в жизни. Им повезло меньше. Мы обязаны это компенсировать.

Пока я обдумывала эту непривычную для меня концепцию социальной справедливости и способ приведения ее в действие, внимательный Ричард плеснул в опустевший стакан Мэй утешительную порцию водки.

— Ну, все равно, приезжайте ко мне, — продолжала Энн. — Я хотела показать Анне сады. И особенно овец. Анна, у нас точно такие овцы, как на этой картине. Black-muzzled [81]. Такое маленькое стадо. Всего голов пятьдесят. Мы их очень любим. Это настоящая старина. Подлинная древность — такие овечки в традиционном загоне. Как в средние века, а может и раньше. Прелесть. Приедете?

Мы благодарили и соглашались.

Тут я впервые почувствовала что-то неладное. Какую-то тревогу. Так, что-то неопределенное. Наверное, именно это чувство удерживает дикого зверя от последнего шага — в капкан. Это оно заставляет волка или лису мгновенно отдернуть поднятую было лапу и бежать — бежать прочь изо всех сил. Но нужно было поддерживать разговор, и сосредоточиться не удалось. Ощущение опасности быстро рассеялось.

Лошади на полотнах в гостиной преобладали. Мы поговорили и о них — конечно, не столько о картинах, сколько о лошадях. Но и о картинах. Вернулись к пейзажам. Ричарду нравился Констебль. Мне тоже. Мне нравился Стаббс. Энн тоже. Мэй нравилось все. Всем тоже.

— Июньское небо в Англии совсем не такое, как в России, — вдруг сказала я, подойдя к окну. Беседа стала такой приятной, что я совсем перестала стесняться и говорила уже сама с собой, только вслух.

— Почему, Анна? — спросил Ричард.

— У нас оно… лебяжье. Swan-like [82].

— Как это?

— Облака такие крутые, белые, и плывут очень медленно. Здесь они просто несутся. Они здесь как чайки. А когда погода портится, у нас все небо будто одно распростертое крыло — в плотных завитках, а с краю — длинные перья, и они расходятся, как маховые. Все небо покрыто лебяжьим крылом.

— Oh, really? [83] — воскликнули Энн, Мэй и Ричард.

— Ну да, — сказала я, поворачиваясь к ним от окна. — Даже есть такие строки… Я вам прочту по-русски. Послушайте:

О лебяжье июньское небо!
О лепет летящего лета…

— О-о-оh! It sounds so sweet [84], - вздохнули обе дамы. Ричард молча смотрел на меня. Я очнулась, отошла от окна и села в кресло.

Мне опять хотелось домой.

— You love birds, Anna, don't you [85], - сказал Ричард. — Я хотел бы показать вам, какие у нас были цесарки. Очень красивые, из Африки. Я тогда был маленьким мальчиком, но до сих пор помню. Давайте посмотрим фотографии. Вот в этой книге.

Дверца шкафа открылась бесшумно. Был вынут толстый том: природа Африки. Все сели на диван. Энн и Мэй тоже смотрели. Видно было, что им действительно интересно. Мы небрежно пролистали львов и гиен. Мэй вспоминала о своих цесарках — обыкновенных, домашних. Наконец нашли и рассмотрели тех птиц, что некогда стайкой бегали по гравию у серых каменных ступеней. Горло и длинная шея у них были сапфировые, а головки крохотные.

— Ах, — заметила Энн, — это очень глупые птицы. С ними было слишком много хлопот. Из-за глупости. Они были просто умственно отсталые.

Мы подробно обсудили сложности содержания глупых экзотических цесарок в поместье. Кто-то приоткрыл дверь напротив дивана. Энн встала:

— Пойду посмотрю, как там наш ланч. Кажется, уже пора.

Дверь так и осталась полуоткрытой, и мне была видна соседняя комната. Столовая. Энн там уже не было. Какой-то человек в белом склонился над обеденным столом, держа в руках линейку. Я пригляделась. Он измерял расстояния между столовыми приборами. Передвигал вилки, ножи, тарелки и салфетки, следуя неким правилам. Еле слышно звенело серебро, сверкал хрусталь. Интересно, — подумала я, — какова точность? До миллиметра? Ну, приеду домой — расскажу Вале. (Валя была моя подруга.) И Андрею. И Валерочке. Пусть знают. Но пока я тут… Как же я буду есть?

Но все легко обошлось. Правда, я совершенно не почувствовала вкуса своей порции заливного. На желтоватой поверхности куриной грудки, под слоем прозрачного желе, была распростерта изысканная, как на картине Ци Бай Ши, зеленая веточка шалфея. Потом было, кажется, что-то сладкое и кофе с печеньями. От неловкости меня спасала беседа.

Давным-давно мой отец ловил и держал наших певчих птиц, интересовался и всякой экзотикой. Поэтому разговоры о красоте и разнообразии пернатых, об их содержании в неволе были моей стихией. С детства. Собственно, это и было мое детство — самое прекрасное в нем. Зеленые тома Брэма. Советы натуралисту-любителю. Самое любимое. Зоомагазин на Арбате, Таганка и Птичий рынок, мучные черви и муравьиные яйца, лесной жаворонок юла, поющий в клетке с полотняным верхом на подоконнике над Москвой-рекой, у Бородинского моста… Да, птицы в неволе. Уж в этом-то я разбиралась.

Время летело — легко и стремительно, как облака в этом северном морском небе. Я чувствовала, как дышит море — совсем близко, хотя мы были почти в сердце Британии.

Наш разговор — для англичан, судя по всему, обыкновенный — неторопливый, степенный, обстоятельный разговор о птицах и об охоте, о лошадях и собаках (конечно, за исключением четвероногих друзей Энн), настоящий разговор, когда никто не перебивает и не кричит, а спокойно, даже мечтательно думает вслух о всяких прекрасных созданиях, а значит, думает и говорит о жизни и о себе — такой разговор в Москве был бы немыслим. У нас эти темы — удел специалистов. А те все больше спорят и орут. Торопятся, будто боятся, что не успеют высказать свое — то есть главное. И, конечно. не успевают. А тут мне было хорошо. Пристальный интерес к животным — моя естественная особенность, которую я уж давно привыкла скрывать у себя на родине, чтоб не прослыть ненормальной. Здесь, в Англии, это оказалось в высшей степени уместным и воспринималось как должное, а не как признак умопомешательства. Я говорила о том, что люблю — и, кажется, впервые говорила свободно.

1 ... 27 28 29 30 31 32 33 34 35 ... 120
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?