Убить лучше по-доброму - Питер Свенсон

Я побежала вверх по лестнице, чтобы впустить врачей.

* * *

Три дня спустя, после того как о случившемся сообщили семье Эрика и тело перевезли домой, констебль, который приехал после медиков в ту пятницу, пришел ко мне, чтобы сообщить, что расследования не будет.

Я обрадовалась, конечно, но удивилась. Начитавшись английских детективов, я думала, что любая смерть, вызывающая хоть малейшие подозрения, неминуемо ведет к расследованию, которое непременно обнаружит улики, указывающие на неслучайную трагическую гибель жертвы. В каком-то смысле я была разочарована.

– Ясно, – сказала я, изобразив растерянность. – Что это значит?

– Это значит, что смерть признана случайной, и следователь не видит необходимости в дальнейшем расследовании. Это верное решение, честно говоря, хотя официальное расследование могло бы коснуться «Бутылки и стакана» и их соревнования. Думаю, я сам схожу туда и поговорю с ними.

У констебля были добрые глаза и усы, скрывавшие верхнюю губу. Он попросил снова рассказать все факты – уже во второй раз. Как Эрик напился и как я рассказала ему про орехи в курице, и как он все-таки съел ее, а потом никак не мог вспомнить, куда положил лекарство.

– Спасибо вам большое, – сказала я.

– Да, думаю, все-таки я схожу в этот паб, – повторил он. Затем постоял в дверях и вышел. Он назвал свое имя, но я забыла его.

Мой координатор в Институте спросил, не хочу ли я вернуться в Америку, но я ответила, что готова остаться в Лондоне. Если будет поминальная служба, я, скорее всего, поеду, но, несмотря на травму, хочу быть в Лондоне и участвовать в программе. Я не врала – я полюбила свой подвальчик в Мейда-Вейл и была рада, что после случившегося Эддисон редко появлялась там. Я никогда не считала себя городским жителем, всегда предпочитала тихий Коннектикут тягостному многолюдству Нью-Йорка, но жилая часть Лондона отличалась от шумного города. Было что-то умиротворяющее в его длинных рядах домиков, густой листве, суете и неизменной вежливости, когда даже в толпе можно оставаться незамеченной. Улицы рядом с моим домом были настолько тихие, что птичьи песни слышались намного чаще, чем человеческие голоса. Я обрадовалась, когда узнала, что Вошберны решили устроить закрытые похороны – только для членов семьи, а в будущем планируется более масштабная поминальная служба. Я собиралась присутствовать. Во-первых, было бы странно, если бы я не приехала, а во-вторых, я хотела посмотреть, придет ли Фейт, и если придет, как она отреагирует на меня. Я до сих пор не знала, намеренно ли она обманывала меня вместе с Эриком или стала такой же жертвой его двуличности, как и я. Мне хотелось выяснить.

Через полтора месяца после смерти Эрика я решила пройти от станции метро до дома другой дорогой, мимо «Бутылки и стакана». Был холодный темный вечер, в окнах паба виднелись приглушенный свет и очертания завсегдатаев – любителей выпить после работы. Я не приходила сюда со дня смерти Эрика. Открыв дверь, я вошла в многолюдный зал, наполненный гулом голосов. Я заказала пинту «Гиннесса» и села возле стены, на которой значились правила пивного состязания. Ничего не изменилось, и я подумала, приходил ли сюда тот любезный констебль, чтобы поговорить с владельцами паба об изменении правил состязания. Даже если приходил, они не послушали его. Рядом с правилами висела большая деревянная доска с именами, в основном мужскими, тех, кто выиграл. Я дошла до конца списка. Эрик Вошберн был вторым снизу. Здесь же висела доска с фотографиями. Все лица походили друг на друга – бледные мужчины с мутными глазами держали в руках пустой стакан. Я нашла фото Эрика в верхнем правом углу. Он слегка наклонил голову, и в его глазах сияла гордость. Летний загар еще не сошел, и на его фоне девичьи ресницы Эрика казались еще красивее. Я хотела взять фото себе, но передумала. Его место здесь. Это свидетельство.

Покончив с «Гиннессом», я решила, что моя карьера убийцы завершилась. Не потому что я испугалась, а потому, что больше никогда не возникнет такой необходимости. Я больше никому не позволю сблизиться со мной и причинить мне столько боли, как Эрик. Я повзрослела. Мне удалось пережить период детской уязвимости и опасности первой любви. И мне было приятно осознавать, что никогда больше я не окажусь ни в том, ни в другом положении, что с этих пор мое счастье зависит только от меня.

В тот вечер я вернулась в свою пустую квартиру, приготовила простой ужин и устроилась в своем любимом кресле, чтобы почитать.

Впереди меня ожидала долгая спокойная жизнь.

Я попятился, не сводя глаз с пистолета в руках Брэда.

– Какого черта? – сказал я и взглянул ему в лицо. Выглядел он плохо, обычно красное лицо посерело, мышцы на шее напряглись. На нем была джинсовая куртка с подкладкой из овчины, на лбу выступили капельки пота. Он был пьян.

– Милое местечко, – произнес он с расстановкой, словно отрепетированную фразу.

– Хочешь, устрою экскурсию, Брэд? Может, выпьем?

Он смутился, мои слова сбили его с толку.

– Здесь намного лучше, чем в моей дыре, так? Вот где должен жить настоящий мужчина, да?

Я вспомнил. Ночь, когда мы с Брэдом пили. Я сболтнул что-то насчет его дома. Ненависть на его лице. И вдруг я понял, что Брэд пришел убить меня, но вместо того чтобы запаниковать, я внезапно успокоился и стал мыслить рационально, мозг заработал в усиленном режиме. Я знал, что смогу отговорить его. Я знал, что умнее его.

– Серьезно, Брэд, зачем ты принес пистолет?

– А ты как думаешь? – сказал он и поднял пистолет, целясь мне в голову. Все в комнате исчезло, кроме этого пистолета.

– Господи, Брэд, подумай, что ты делаешь!

Я уставился на револьвер, видимо, тот же самый, который видел в его комоде в Кенневике. Револьвер двойного действия. Брэд взвел курок. Неужели он не знал, что можно просто нажать на спусковой крючок? Нужно что-то делать – либо атаковать, либо бежать. Я стоял в двух футах от Брэда, и я бросился на него. Последний раз я дрался в третьем классе и был побит мальчишкой по имени Брюс. Я толкнул Брэда изо всех сил, развернув его так, чтобы направить пистолет в другую сторону. Он отпрянул назад, громко стукнулся головой о входную дверь. Я подумал, что он отрубился, но он прошипел что-то непонятное. Я повернулся и побежал к лестнице. Добравшись до первой ступеньки и вспомнив о телефоне, который лежал наверху, я услышал выстрел, и струя воздуха ударила меня по спине, словно пуля промахнулась всего на пару сантиметров. Я побежал вверх по лестнице. Брэд метнулся за мной, его ботинки застучали по нижним ступеням. Я добрался до антикварного столика, на котором лежал телефон, споткнулся, упал на ковер и уронил телефон вместе со столиком. Что-то теплое выступило на животе, и я приложил к нему руку. Увидев на руке кровь, я удивился и на секунду задумался, откуда она. Брэд стоял надо мной, целясь прямо в меня. Он тяжело дышал, с нижней губы свисала слюна.

– За что? – спросил я, хотя сам знал ответ. Брэд не психопат, он не станет убивать меня, потому что я оскорбил его. Он делал это ради моей жены. И тут я все понял. Миранда использовала Брэда, чтобы избавиться от меня. Она хотела забрать себе все деньги. Как я раньше не догадался? Острая боль пронзила меня изнутри, я скорчился, затем рассмеялся.