Крест, орёл и полумесяц. Часть 1. Последний крестовый поход - Дмитрий Ольшанский

– Простите меня, повелитель, – хриплым голосом произнес Халиль. – Но ведь Мехмед еще очень юн для столь важной должности.

– Я был немногим старше его, когда стал султаном.

– Но у вас были мудрые наставники…

– Потому-то я и позвал вас сюда, – перебил Мурад. – Отныне вы – главная опора моего сына. Заганос и Шехабеддин займутся обучением Мехмеда ремеслу управления государством и станут его советниками. А ты, Халиль, по-прежнему будешь занимать пост великого визиря и должен исполнять все те же обязанности, что и при моем правлении.

Если минуту назад Халиль еще мог надеяться на то, что это всего лишь злая шутка повелителя, то теперь подобных надежд визирь больше не питал. Видимо, за все эти годы он так и не смог понять человека, которому преданно и беззаветно служил. Халилю оставалось уповать лишь на то, что Мехмед оправдает доверие отца и станет достойным наследником престола.

Осень 1443 года

Телохранитель

Gravius est malum omne, amoeno quod sub aspect latet.

(Невидимое зло всего тревожнее)

Публий Сир

Ноябрь 1443 года. Воспоминания…

Османский наместник Софии был мертв – местные жители подвесили труп вверх ногами у входа во дворец, где он жил. Повсюду лежали изуродованные полураздетые тела турок из его личной гвардии. Судя по всему, многих из них убийцы застали еще в постелях – столь внезапным оказалось нападение.

Ночная атака была просчитана до мелочей. Янош Хуньяди недаром отбирал самых лучших и проверенных воинов для этой миссии. Едва ворота Софии открылись, эти отряды стремительно и бесшумно проникли за стены города. Османы слишком поздно подняли тревогу и пытались оказать сопротивление, однако численное превосходство и инициатива в эту ночь были на нашей стороне. На помощь восставшим жителям подходили все новые и новые отряды крестоносцев, и спустя всего несколько часов город был полностью в наших руках.

Мы потеряли убитыми около сотни человек, врагов полегло в несколько раз больше, остальные предпочли добровольно сложить оружие. Как выяснилось позже, султанский военачальник решил вывести свои войска из Софии, оставив для защиты города лишь небольшой гарнизон. Это обстоятельство несколько подпортило вкус победы, однако не смогло омрачить праздничных торжеств, которые продолжались несколько дней подряд.

Нигде мы не встречали более теплого приема! Жители буквально на руках пронесли короля Владислава по улицам города, прославляя и одаривая солдат нашей доблестной армии. Мужчины размахивали руками, женщины бросали зазывные взгляды, а дети весело суетились под копытами наших лошадей.

Главный городской собор, превращенный турками в конюшню и склад, был восстановлен, а местный архиепископ провел там праздничное богослужение в честь освобождения города и во славу всего христианского мира. В этой службе принял участие и король Владислав, которому отвели самое почетное место.

Присутствовали на церемонии и Янош Хуньяди вместе с Чезарини, которые на дух не переносили друг друга и потому сидели порознь. Также в храм допустили представителей городской знати и некоторых наших воевод. Простой народ, который наводнил площадь перед храмом и даже облепил крыши близлежащих домов, наблюдал за происходящим через открытые настежь соборные врата. Среди этих людей находился и я.

Воистину то был редкий день, когда представители и восточной, и западной церквей собрались под сводами одного храма и сидели бок о бок, слушая одни и те же гимны. Общая радость и общее торжество неразрывной нитью сплачивали их, и никакая уния не добилась бы большего успеха в деле объединения христианского мира.

Я думал об этом, и во мне просыпалась надежда, что когда-нибудь точно такое же единство будет царить между греками и латинянами, которые уже не одно столетие ведут непримиримую борьбу друг с другом за признание правоты своих церковных догматов. Слишком много противоречий накопилось между нами за все это время и не сразу получится забыть нанесенные обиды. Однако сейчас я сражаюсь плечом к плечу с людьми, которых мои предки почитали за самых лютых врагов, но которые стали для меня не только боевыми товарищами, но и прекрасными друзьями. Взять хотя бы Джакобо…

– Джакобо! – подтолкнул я своего приятеля, который задремал, прислонившись к соборной стене. – Как ты умудряешься спать стоя, да еще и заглушать колокольный звон своим храпом?

– После того как я научился спать в седле, для меня не осталось практически ничего невозможного, – зевая, ответил итальянец. – Мы стоим на этом холоде уже уйму времени, и конца этому не видно. А ведь недалеко отсюда есть одно прекрасное местечко с мягкими перинами, теплым вином и гостеприимными дамами.

Джакобо никогда не отличался особенным благочестием, и сейчас его душа была обращена вовсе не к богу, а к борделю, который находился всего в одном квартале отсюда. Вряд ли мне удалось бы задержать его здесь на столь долгое время, если бы не одно обстоятельство.

– Ты прекрасно знаешь, зачем мы пришли сюда, – сказал я. – Хотя тебе ради разнообразия не помешало бы однажды исповедаться в своих грехах. Их ведь скопилось немало, верно?

– Никто не довольствуется тем, чтобы погрешать только в меру дозволенного33, – развел руками итальянец. – Лично я предпочту жаркие объятия какой-нибудь красавицы монотонным бурчаниям этого старика в храме. А ты меня удивил, Константин, не знал, что под своей кольчугой ты носишь рясу.

Я пропустил эту насмешку мимо ушей.

– Порой ряса защищает лучше любого доспеха, – заметил я. – А ты сосредоточься, Джакобо. Раз уж решил пойти со мной, выкинь из головы всякую чепуху и постарайся не упустить ни одной детали.

– Для нападения турки выбрали не лучшие время и место, – оглядев площадь, заявил кондотьер. – Стражников здесь больше, чем горожан. Между прочим, это их работа – охранять коронованных особ, для чего здесь нужны мы?

– Этим стражникам я бы не доверил охранять даже свою лошадь. Кроме того, только мы знаем, как выглядят убийцы.

– Точнее сказать, знаешь только ты, поскольку со мной твой дружок делиться сведениями не захотел.

– Я же предупреждал, что он не любит итальянцев.

– Вы, греки, вообще не любите никого, кроме себя! Если когда-то этому старику и досадили мои земляки, то в чем здесь моя вина?

Джакобо проворчал под нос непонятные ругательства из смеси различных диалектов. Вообще в изобретении бранных слов он давно перещеголял даже самых суровых и видавших виды рубак. Похоже, его горячий темперамент и невероятное воображение просто не позволяли ему использовать избитые солдатские выражения.

– Я не понимаю, почему мы вообще должны ему доверять. – Итальянец нетерпеливо оглянулся по сторонам. – Может быть, этот старый безумец просто решил провести нас!