Людовик XV и его эпоха - Александр Дюма

Это удаление было тем более жестоко, что госпожа де Мальи, не имея ни отца, ни матери и будучи разлученной со своим мужем, совершенно не знала, куда ей отправиться из Версаля.

Обо всем этом она сказала королю, но увы! В назначенный день и час у крыльца ее стояла уже карета, в которой ей надобно было выехать из Версаля… Но куда ей ехать? Куда приказать кучеру себя везти? По счастью, графиня Тулузская, всегда находившаяся с ней в дружеских отношениях, пригласила ее жить к себе, между тем как де ла Турнель, получив приглашение участвовать в назначенной королем поездке в Шуази, должна была публично занять место своей сестры.

Прогулка в Шуази была назначена на 12 сентября. Король, подав руку госпоже де ла Турнель, сел в великолепно убранную гондолу в сопровождении фрейлины де ла Рош-сюр-Ион, герцогини Шеврез, герцога Вильруа, принца Субиза и госпожи де Флавакур. По прибытии в Шуази де ла Турнель не могла не краснея смотреть на окружавшее ее общество: ей было стыдно, что она так легко и публично заменила королю сестру свою де Мальи. Как бы то ни было, но ла Турнель, несмотря на все внимание, оказываемое ей королем, как в этот, так и в следующие дни продолжала оставаться неприступной крепостью, которая – с умыслом или нет (этого мы не знаем) – не сдавалась почти месяц, ибо только в ночь с 10 на 11 декабря было дознано, что ла Турнель решилась наконец стать фавориткой короля. Доказательством этого было то, что, оправляя на другой день утром (то есть 11-го числа) постель госпожи де ла Турнель, под подушкой нашли табакерку, которую его величество забыл захватить с собой.

Эта новость, равно как представление в театре в первый раз трагедии «Магомет» и карета особенного устройства, изобретенная на досуге герцогом Ришелье, была последним событием конца 1742 года.

Герцог Ришелье, весьма опечаленный тем, что ему приходится расстаться с блестящим двором, потому что он получил назначение быть лангедокским губернатором, объявил, что до Лиона, где ему надобно было остановиться, он поедет по крайней мере спящим, Дабы сдержать свое слово, он изобрел карету особенного устройства, длиной шесть футов, весьма спокойную, удобную, на двойных рессорах, в которой находилась постель со всеми принадлежностями.

13 декабря, вечером, карета была привезена на двор Версальского замка, куда ходили смотреть ее все придворные.

В девять часов герцог Ришелье приказал нагреть свою постель, разделся как нельзя вежливее и деликатнее в присутствии дам, простился с окружавшим его обществом, закричал кучеру: «В Лион!», сказал своему камердинеру: «В Лионе ты меня разбудишь», надел на голову ночной колпак и улегся в постель.

Что касается де Мальи, то она, подобно герцогине ла Вальер, обратилась к посту и молитве, как женщина с разбитым, страждущим сердцем. В это время жил один известный проповедник, по имени Рено. Де Мальи, узнав место его жительства, отправилась к нему и стала просить напутствовать ее советами в жизни, но Рено отказал ей в этом под предлогом, что у него очень много дел. Тогда госпожа де Мальи обратилась со своей просьбой к архиепископу Вентимилю, которому объявила, что желает удалиться от света и дать обет строгой монашеской жизни. Прелат, похвалив ее за это желание, посоветовал ей не удаляться в монастырь, так как монастырь не есть убежище для всех страждущих и постигнутых каким-либо несчастьем в жизни, а жить вдали от света с кротостью и смирением.

Де Мальи послушалась совета умного наставника. Она тихо, безропотно удалилась от света – она, недавно еще блиставшая красотой и нарядами, облаченная в бархат, парчу и драгоценные каменья, а теперь скромная в своей одежде, строгая в своей жизни!

Однажды она пришла слушать проповедь отца Рено. В то время как знаменитый проповедник был уже на кафедре, а она, чтобы дойти до своего места, где ей хотелось стать, произвела некоторый шум, тогда как в церкви царила глубокая тишина, один из слушателей проповедника – человек, должно быть, довольно грубый и дерзкий – сказал громким голосом:

– Вот сколько шуму из-за девки!

– Милостивый государь, – с видом смирения отвечала де Мальи, – если вы эту особу знаете, то молитесь за нее.

Король, тронутый таким самоотвержением госпожи де Мальи, о которой сначала запрещал даже что-либо ему говорить, назначил ей 30 000 ливров пожизненной пенсии, подарил ей богатый отель на улице Св. Фомы у Лувра и приказал заплатить все ее долги – а долгов у госпожи де Мальи было много: более 700 000 ливров!

В то время как госпожа де Мальи с такой кротостью и смирением приносила Богу раскаяние в своих прежних прегрешениях, покровитель ее кардинал Флери, смотревший на нее как на женщину, неспособную на интриги, как на любовницу без честолюбивых видов, готовился освободить Людовика XV из-под своей опеки.

Эта опека, сначала встреченная всеми с радостью, с некоторого времени начала уже делаться тягостной для короля и для всей Франции. Кардинал, который взял в свои руки власть сначала с некоторой нерешительностью, как он по крайней мере сам говорил, окончил тем, что крепко за нее ухватился и жил в постоянном страхе лишиться ее. Немилость короля, оказанная Шовелену и ла Тремуйлю, уже достаточно доказывала эти опасения.

Кардинал Флери, забирая все более и более в свои руки королевскую власть, привык пользоваться и некоторыми особенными преимуществами, ей свойственными. По примеру королей он устроил у себя малый отход ко сну, что было чрезвычайно смешно и до крайности глупо. Каждый вечер придворные чины – конечно, невысоких степеней – ожидали у дверей часа, в который его высокопреосвященство изволит отходить ко сну. Кардинал входил в свой кабинет. Тогда двери растворялись, дабы все могли присутствовать при его ночном туалете. Таким образом, все видели, что кардинал надевал ночную рубашку, потом халат довольно скромной наружности, садился перед зеркалом и расчесывал свои седые волосы. Тогда, среди глубоко воцарявшейся тишины, всякий слышал из уст его рассказы о новостях дня, приправленные более или менее удачными остротами, которые его довольно ограниченный ум допускал себе иногда делать и на которые всегда раздавались громкие аплодисменты слушателей.

Людовик XV смотрел на все это равнодушно и терпеливо. Быть может, у него уже и была мысль сокрушить власть кардинала, но он ждал случая.

Королева, как припомнит читатель, также была в весьма худых отношениях с кардиналом, который заставлял ее иметь недостаток во всем и не оказывал ни малейшего уважения к ее требованиям. Однажды она пожелала определить одного офицера, пользовавшегося ее благоволением, в должность ротного командира одного из королевских полков и обратилась со своим ходатайством сперва к господину д'Анжервилье, бывшему тогда военным министром, который объявил, что об этом ей надобно просить кардинала Флери. Кардинал обошелся с королевой так грубо, что она, несмотря на свою всегдашнюю скромность и необидчивость, решила не скрывать на этот раз своего негодования и пожаловалась королю.

– Зачем вы не делаете так, как я? – отвечал своей супруге Людовик XV. – У этих людей я никогда ничего не прошу и просить не намерен.

Действительно, Людовик XV смотрел на себя как на какого-нибудь разжалованного, лишенного всех почестей принца крови. Он, при всей своей королевской власти, был бессилен, не имел никакого кредита при своем дворе и до такой степени иногда скучал, что не имеет ни занятий, ни работы, что однажды утром объявил о своем желании сделаться обойщиком. Герцог Жевр, находившийся в это время при короле, первым поддержал эту мысль Людовика. Он отправил тотчас в Париж курьера, который, возвратившись через два часа, привез разные материи, нитки, иголки и прочие принадлежности, нужные для обойщика.