Нет жалости во мне - Владимир Колычев

– Не очень.

– Меня заказали. Черняховские авторитеты заказали меня Игорю Веткину. Они приходили к нему домой, чтобы сделать заказ... Ты говорил, что он киллер?

– Ну, Валька... друга моего он убил, как киллер...

– Это хорошо, что ты хотел отомстить за друга. Плохо, что не смог этого сделать. Ну да ладно... Игорь Веткин сбежал, его ищут, но не могут найти. Может, подскажешь, как нам его найти?

– Ну, я сам его искал, – сглотнув сухой ком, пожал плечами Алик.

– Но как-то же нашел.

– Выследил.

– Чтобы выследить, нужно за что-то зацепиться. Или за кого-то... Ты за кого зацепился?

Касатон добродушно улыбался, но его глаза, как два буравчика, вкрутились в Алика, зацепились за душу, потянули ее на себя. Гипнотический взгляд требовал от него правды, и он не смог соврать.

– Ну, он с Сашкой роман крутил... Сашка – это девушка, – спохватившись, уточнил он.

В прежние времена он бы и не подумал вдаваться в такие подробности, но сейчас он в тюрьме, здесь любую мелочь можно расценить превратно, в ущерб ее обладателю.

– Она тебе тоже нравилась? – отвлеченно, без всякого напряжения в голосе спросил вор.

– Ну, тут целая история...

Он вкратце рассказал, как Валек сцепился с Игорьком из-за Сашки, какие события за тем последовали. О собственном грехопадении в Сашкиных объятиях он рассказывать не стал: побоялся прослыть предателем в глазах Касатона.

– Все это, конечно, интересно... Где сейчас эта Сашка?

– Ну, дома... Вы же ничего ей не сделаете? – встрепенулся Алик.

– А что мы можем с ней сделать? – сурово сощурил глаза вор.

– Ну... ничего... Так спросил...

– Думай, что спрашиваешь. Это тебе совет на будущее. Статья у тебя серьезная, срок намотают большой, так что не теряйся, а то, если вдруг косяк упорешь, света белого невзвидишь... А Сашку эту мы не тронем, мы же не беспредельщики какие-то, у нас все по понятиям... Больше ничего про Игорька сказать не можешь?

– Да нет.

– Ничего, мы его по-любому на солнце выставим, никуда он от нас не денется... А тебе еще раз мое доброе слово за то, что сделал... Я слышал, что на хате приняли тебя хорошо.

– Да неплохо, – кивнул Алик.

Блатные освободили для него приличную шконку, мужики приняли его в свою семью. Вчера пришла щедрая дачка от Катьки, так что с харчами был полный порядок. А то, что хреново в тюрьме, так это дело житейское. Главное, с курса не сбиться по неразумению или даже злому умыслу, чтобы дырку в миске не пробили да под шконку не загнали. Но Алик пока на плаву и с каждым днем чувствует себя все уверенней. Хотя по ночам волком выть от безнадежной тоски хочется...

– Ну, тогда держи нос по ветру, чтобы и дальше все путем было... Слышал я, что ты Вячика из «нагана» пришил.

– Из него самого.

Алик еще не знал, к чему клонит вор, но уже насторожился. Следователь на допросе душу из него вынул, все допытывался, откуда у него револьвер. Но так ничего и не добился. Алик мысленно тогда представил покрышку на берегу реки, положил туда револьвер, сам подошел к нему, взял в руку – как будто нашел. Так на допросах и держался – речка, покрышка, находка. А кто бросил там ствол – не его проблемы... Катьку он впутывать в это дело не стал. Может, потому и заслала она ему передачку, из благодарности.

– Ну, тогда кликуха у тебя Наган будет, – решил вор. – Так и скажешь братве, что сам Касатон тебя крестил. А в зону пойдешь, я малявку отпишу, чтобы крестника моего встречали. Если, конечно, под плинтус не опустишься, мало ли что в жизни бывает... Да, и еще, черняховские пока в силе и могут заслать человечка по твою душу. Но ты не бойся, Мигун спец по таким засланцам, он его на раз вычислит и тебя прикроет... Давай, браток, накати на посошок и двигай обратно домой.

– Если бы домой.

– Домой, я не оговорился. Теперь тюрьма – твой дом. Так что привыкай...

Касатон подал шнырю знак, и тот снова наполнил рюмку. Алик выпил, доел бутерброд и под конвоем отправился в свою камеру.

У каждого арестанта в казенном доме была кличка, но далеко не каждый мог похвастаться тем, что его «крестил» сам Касатон. Для Алика это была путевка в тюремную жизнь, только почему-то это совсем его не радовало... Он готов был умереть молодым, лишь бы перед этим еще три-четыре года пожить на воле.

Клонящееся к закату солнце слепило, но Алик не прятал глаза, лишь слегка щурил их. Ему нравился этот привет с воли.

Окно в помещении для допросов значительно отличалось от того безобразия, к которому он привык в камере. Здесь окно закрывали железные прутья, толстые, но редкие, а там чего только не было – и кирпичная кладка на две трети проема, решетки в несколько слоев, одна затейливее другой; «реснички», чтобы света белого не видеть. Воздух сквозь такое нагромождение еле поступал, и редкие солнечные лучи могли пробиться до середины камеры.

Сегодня утром с ним общался следователь, а после обеда его снова привели в этот кабинет, но сейчас здесь был адвокат. Не общественный защитник из тех, которого предоставили ему безвозмездно, не тощий пожилой очкарик с лицом вечного ребенка, а очень даже представительный мужчина. Он тоже был в очках, но с дорогой оправой, холеный, упитанный, в приличном двубортном костюме при галстуке. На столе, словно красуясь, стоял новенький кожаный портфель с каким-то фирменным логотипом на бронзовой застежке.

– Здравствуйте, Алексей Петрович! – На губах адвоката теплилась приветливая улыбка, а в глазах стоял крючок вопроса, от напряжений стремящийся вытянуться в знак восклицания.

– Можно просто Алик. И даже на «ты».

– Что Алик, что Алексей Петрович, в любом случае я буду представлять ваши интересы. Зовут меня Павел Андреевич, я твой новый адвокат.

– А старый куда делся?

– Не было у тебя старого адвоката. Была только видимость...

Павел Андреевич пробежал взглядом по раскрытой странице в папке с материалами уголовного дела.

– Юрий Александрович должен был тебя защищать, но, увы, ничего подобного я не наблюдаю. Вы оба – и ты, и он, – вы шли в поводу у следователя. Ты полностью признаешь свою вину. Полностью! А Юрий Александрович должен был тебя от этого отговорить...

– Ну а какой смысл отрицать свою вину? – удивленно повел бровью Алик. – Ясно же, что это я убил и Клименцова, и Юрыгина, и Планидкина. А чистосердечное признание может смягчить наказание...

– Это верно, нет смысла отрицать очевидное. Но я не вижу оправдательных мотивов, смягчающих твою вину... Вот, достал пистолет, выстрелил в Клименцова, затем был Юрыгин, потом под руку попал Планидкин... Достал пистолет... А кто первым достал пистолет?.. Вот, на месте происшествия обнаружен пистолет системы «беретта», судя по отпечаткам пальцев, принадлежал он гражданину Клименцову... Может, он первым достал пистолет?