Русалка и миссис Хэнкок - Имоджен Гермес Гауэр

– Сэр, если высший свет в восторге от него и весь Лондон в восторге от него, то и весь мир будет от него в восторге. Тут и сомневаться нечего: русалка – это невероятная сенсация.

Мистер Хэнкок моргает.

– Я очень вам признателен, – только и может сказать он.

Миссис Чаппел треплет его по плечу и разражается хриплым, булькающим смехом, обнажая свои желтые зубы, похожие на ряд костяных бабок.

– Ну надо же, этот джентльмен очень мне признателен! Да это я признательна вам! Однако пойдемте со мной, сэр, пожалуйте сюда. Вот, возьмите бокал… – Перед мистером Хэнкоком невесть откуда возникает поднос. – Два возьмите, два.

Гостиная миссис Чаппел, к большому облегчению мистера Хэнкока, оказывается опрятной, приличной комнатой с паркетным полом и стенами, оклеенными обоями с зеленым растительным узором, который одобрила бы любая из его благочинных сестер. Сегодня она блещет роскошью в большой мере благодаря присутствующим здесь особам. В углу мистер Хэнкок видит двух юных воспитанниц миссис Чаппел: рыжеволосая девушка прилежно играет на клавесине, а креолка (или мулатка, или кем бы она ни была, ибо в современную эпоху повальной классификации наверняка существует отдельное название для любой помеси) – эта темнокожая красотка, что первой познакомилась с ним в таверне, хмуро переворачивает нотные страницы. Он слышал, что младшие девушки в подобных домах отрабатывают свое содержание, вычищая камины и перестилая постели, в каковом случае приглушенный лязг ведер и плеск воды за скрытой дверью в глубине гостиной свидетельствуют, что между служанкой и проституткой разница невелика.

Однако мистер Хэнкок не задерживает внимание на девушках, поскольку посреди комнаты, в мягком свете свечей под полупрозрачными колпаками, сидит группа богато одетых женщин, имеющих лениво-расслабленный вид олимпийских богинь. Они тихо беседовали между собой, но при виде нового гостя разом умолкают и без малейшего смущения смотрят прямо на него.

– Милые дамы, – говорит миссис Чаппел.

Женщины тотчас встают с кресел, плавно и бесшумно, как вздымается волна в море, и – с той же медлительной природной грацией – одновременно делают реверанс, шурша атласом и кружевом. От них исходит аромат портвейна и горького миндаля.

Они пристально глядят на мистера Хэнкока, помахивая веерами, и он осознает, что еще никогда в жизни не встречал женщин, на них похожих. Всего их пять, и каждая красива своей особенной зрелой красотой, не имеющей ничего общего со свежей миловидностью младших девушек, которых он видел раньше. Одна из них – высокая и стройная, веселая и чувственная. Другая – гладенькая, как зимородок, игривая и дерзкая. Третья – мягкая и добрая, с ласковой улыбкой, вызывающей в памяти образ обожаемой матери. Все лица кажутся мистеру Хэнкоку знакомыми и в то же время совершенно незнакомыми: безумно обворожительными и в высшей степени необычными. Он вдруг понимает, впервые в жизни, сколь развитые ум и вкус требуются, чтобы по достоинству оценить подлинную красоту, ибо эти восхитительные женщины явно очень и очень непросты. Миссис Чаппел называет их имена, и мистер Хэнкок поочередно целует каждой из них руку. Но для себя он уже решил, кто они такие: первая – придворная дама, волею несчастливых обстоятельств ставшая дамой полусвета; вторая – комическая актриса; третья – бывшая любовница самого принца. А вот и четвертая – миниатюрное создание с цепкими карими глазами и темными волосами, отливающими медью. «Миссис Фортескью», – произносит миссис Чаппел, и страусиные перья, украшающие прическу поименованной особы, чуть колеблются при легком кивке. Ну и наконец, пятая – которая, во-первых, очень малого роста, а во-вторых, вся будто светится: пышногрудая и румяная, с вольно рассыпанными по плечам волосами, золотистыми, как предзакатные облака.

– Вы?.. – хрипло вырывается у него.

– Прошу прощения, я не… Мы с вами встречались прежде?

– Нет, нет. – Жгучая краска заливает шею мистера Хэнкока, расползается по щекам и достигает ушей. Он уверен, что видел эту женщину раньше, лицо ну очень уж знакомое – но где и когда именно, хоть убей, не помнит.

– О, я знаю. Вы видели мой портрет в Академии.

Мистер Хэнкок не ходит на выставки Королевской академии художеств: там вечно толкотня, а у него нет желания подниматься на цыпочки и вытягивать шею, чтобы рассмотреть портрет какой-нибудь герцогини, с которой он все равно никогда не встретится, или пейзаж Лондона, настолько далекий от действительности, что кажется чистым вымыслом. Объять внутренним взором все исторические полотна, ему известные, он просто не в состоянии: тесное нагромождение нагих тел, запечатленных в движении.

Но потом наконец мистер Хэнкок вспоминает, где ее видел: на пожелтелой, захватанной пальцами газетной вырезке с завернутыми углами, пришпиленной к стене в одном кофейном доме. «Комическая муза» – гласила крупная надпись на ней, и изображена там была улыбающаяся девушка с острым подбородком, в точности как у Анжелики, и оголенным полным плечом, с которого соскользнул шифон, слегка обнажая грудь. Тогда мистеру Хэнкоку и мысли не приходило, что там представлена действительно существующая женщина, а не некий плод прихотливого художественного воображения. Но да, та женщина – именно она.

– Я видел ваш портрет, – говорит он.

Улыбка ее – что мерцание звезд, отраженных в воде.

– Значит, меня все еще узнают. Благодаря единственной картине. Я на какое-то время удалилась от общества, но меня не забыли. Вот вы знаете, кто я такая?

Мистер Хэнкок упирается взглядом в свои башмаки. Женщина звонко смеется, но он чувствует, что она пристально наблюдает за ним, оценивая и взвешивая.

– Я – миссис Нил, – говорит она. – А про вас я все знаю: вы мистер Хэнкок, владелец русалки.

Учитывая деревенскую неотесанность мистера Хэнкока, Анжелика нарядилась чем-то вроде утонченной пастушки: кремовый шелковый шлейф украшен по краям объемно вышитыми цветами, и такие же цветы теснятся у нее вокруг запястий и шеи, точно вдоль проселочной дороги. Румяная и ясноглазая, она сияет здоровьем и свежестью. Когда все усаживаются обратно на свои места и мистер Хэнкок опускается в глубокое кресло, она возникает с ним рядом, предлагая бокал миндального ликера. Ликер вязко плещется о стеклянные стенки сосуда и обжигает горло при первом глотке. Анжелика Нил придвигает свое плетеное кресло поближе к мистеру Хэнкоку.

– Все они мои воспитанницы, бывшие, – задышливо произносит миссис Чаппел в продолжение своих вступительных слов. – Я призвала их сюда ради этой важной ночи – вашей ночи, – и они без малейших колебаний явились. Они всегда остаются моими девочками, видите ли, хотя и идут разными жизненными путями.

– Одни из которых полезнее для здоровья, нежели другие, – добавляет актриса.

Среди женщин пробегает веселый смешок, но никто из них не пытается подхватить остроту.

– Чтобы не свернуть с избранной стези, требуется особый характер, – говорит миссис Чаппел. – Правда, наша маленькая Белла вскоре ее покинет, за что мы уже подняли бокалы.