Агент Зигзаг. Подлинная история Эдди Чапмена - предателя и героя - Бен Макинтайр

В местном полицейском отделении Чапмена раздели, тщательно обыскали, дали новую одежду и препроводили к заместителю начальника полиции, который дружески пожал ему руку. Чапмен чувствовал себя не в своей тарелке: он не любил находиться в полиции и не привык говорить фараонам правду. Его ответы были уклончивы.

— Имя?

— Пока сойдет Джордж Кларк.

— Занятие или профессия?

— Запишите — «человек свободных занятий».

Шеф полиции поднял мешок с рацией.

— Его может открыть только сотрудник разведки, — резко сказал Чапмен.

За отворотом рукава у него нашли коричневую пилюлю. Может быть, у него есть еще?..

— Надо было искать тщательнее.

Чапмен рассказал отредактированную версию своей истории, начавшейся на острове Джерси и закончившейся «ужасным опытом» зависания вверх тормашками под днищем немецкого самолета.

Зачем он отправился на Нормандские острова?

— Отдохнуть.

За что он попал в Роменвиль?

— По политическим мотивам.

Затем он замолчал.

— У меня был трудный день, — заявил он. — Мне необходимо переговорить с представителями британской секретной службы, у меня есть для них очень интересная история.

Эдди Чапмен, 16 декабря 1942 г. Фотография сделана в «лагере 020», центре дознаний МИ-5 во время войны, через несколько часов после приземления Чапмена с парашютом в Кембриджшире.

Секретной службе тоже не терпелось послушать историю Фрица. Двое в гражданском прибыли на «воронке». Все бумаги были подписаны, и Чапмена по утренней дороге отвезли в Лондон, в помещение Королевской патриотической школы в Уондсворте, где его формально взяли под стражу в соответствии со статьей 1А Приказа о прибывших с вражеской территории. Затем его вновь посадили в машину. Он не знал, куда его везут, и его это едва ли волновало. Возбуждение, страх и усталость предыдущих двадцати четырех часов измучили его. Он практически не замечал улиц воюющего города, на которых были уложены мешки с песком. Через полчаса автомобиль заехал через ворота во двор, окруженный высоким деревянным забором с двумя рядами колючей проволоки, и остановился перед огромным уродливым особняком в викторианском стиле.

Двое мужчин в спортивных туфлях провели Чапмена в подвальную комнату, где стояла скамья с двумя одеялами, и заперли его там. Затем дверь открыл человек в монокле, оглядел его ястребиным взглядом и молча ушел. Его вновь раздели, приказав надеть тюремные фланелевые брюки и робу с шестидюймовым белым ромбом на спине. Появился врач, приказал ему открыть рот. Несколько минут он простукивал Чапмену зубы, особенно те, на которых была заметна недавняя работа дантиста. Затем он прослушал сердце и легкие Чапмена и объявил, что тот находится в прекрасной форме, хотя «морально и физически измотан». Следующим пришел человек с фотоаппаратом, сделавший снимки анфас и в профиль.

Чапмен с трудом держал голову. Последним усилием он посмотрел в объектив. Его лицо на снимке искажено усталостью и стрессом, в спутанных волосах запеклась грязь, а на усах заметны следы крови. Но есть в этом лице кое-что еще. За полуопущенными веками и отросшей щетиной читается еле заметная улыбка.

Подполковник Робин «Оловянный Глаз» Стефенс, начальник «лагеря 020», секретного британского центра проведения дознаний для пойманных вражеских лазутчиков, обладал специфическим талантом: он ломал людей. Он крушил их психологически, размалывая на мелкие кусочки, а потом, если считал это необходимым, собирал обратно. Сам он считал, что этому искусству невозможно научиться. «Взломщиками душ рождаются, а не становятся, — говаривал он. — Для этого необходим целый ряд качеств: неумолимая ненависть к врагу, уверенная агрессивность, неумение верить на слово, но более всего — упорное желание во что бы то ни стало сломить шпиона, неважно, сколь мала вероятность, сколько трудностей придется преодолеть и сколько времени на это уйдет». На фотографиях Стефенс похож на карикатурного гестаповца — с блестящим моноклем и «методами, которые заставят вас заговорить». У него действительно были способы заставить человека стать откровенным, но не те жестокие и примитивные методы, которые использовало гестапо. За оловянными глазами скрывался нестандартный и талантливый психолог-любитель.

Полковник Робин «Оловянный Глаз» Стефенс, начальник «лагеря 020», мастер допроса, сторонник жесткой дисциплины и психолог-любитель.

Родившийся в Египте в 1900 году, Стефенс вступил в часть гурков — легендарных мужественных воинов из Непала, а в 1939 году поступил на службу в разведку. Он говорил на урду, арабском, сомали, амхарском, французском, немецком и итальянском. Столь широкое владение языками отнюдь не означало терпимости Стефенса в отношении иных рас и наций. Он был агрессивным ксенофобом, склонным к замечаниям вроде: «Италия — страна, населенная малорослыми хвастунами». Он не любил «плаксивых и сентиментальных жирных бельгийцев», «жуликоватых польских евреев» и «тупых исландцев». Кроме того, он ненавидел гомосексуалистов. Но всего сильнее была его ненависть к немцам.

В 1940 году правительство открыло постоянно действующий центр для содержания под стражей и допросов лиц, подозреваемых в шпионаже, ведущих подрывную деятельность, и иностранцев из враждебных стран в Латчмер-Хаус, огромном и мрачном викторианском доме недалеко от Хэм-Коммон в Западном Лондоне. Во время Первой мировой войны в Латчмер-Хаус размещался военный госпиталь, специализировавшийся на лечении тяжелых шоковых состояний. Стефенс заявил, что «камеры для психов — это просто готовая тюрьма». Уединенный, зловещий, окруженный рядами ограждений из колючей проволоки, центр проведения дознания получил кодовое имя «лагерь 020». Подполковник Стефенс, отличавшийся общительностью и вспыльчивостью, заставлял трепетать своих подчиненных не меньше, чем заключенных. Он никогда не снимал монокля (говорили, что он с ним спит), и, хотя за это все называли его Оловянным Глазом, мало кто осмеливался произнести это в лицо. Однако у этого колючего и жесткого руководителя была и другая сторона. Он великолепно умел оценивать людей и ситуации, никогда не терял терпения, работая с заключенными, и запрещал любые виды физического насилия и пыток как меры варварские и контрпродуктивные. Любой, решившийся прибегнуть к допросу третьей степени, тут же вылетал за порог «лагеря 020».

Вне камер для допросов Оловянный Глаз умел быть обворожительным и забавным. Он был неудавшимся писателем, что видно из его отчетов, отличающихся цветистым литературным стилем. Кое-какие его экстремистские высказывания и суждения предназначались лишь для того, чтобы шокировать или позабавить. Он считал себя мастером искусства дознания. Кое-кто из коллег полагал его настоящим безумцем. Однако мало кто отрицал то, что в своей работе он был непревзойденным мастером: он устанавливал виновность пойманного шпиона, ломал его сопротивление, выуживал важную информацию, пробуждал безумный страх, завоевывал его доверие и, наконец, передавал Тару Робертсону для использования в качестве двойного агента. Никто не мог расколоть шпиона так же успешно, как Оловянный Глаз.