Крестовый поход - Робин Янг

Уилл побежал за ним вслед, бросив Дзаккарии:

— Охраняйте их!

— Помогите! — раздавалось за дверью.

— Открой дверь, Гвидо, — крикнул Анджело. Выругавшись, он отступил и сильно ударил ногой. Запор с треском сломался. Анджело ворвался в комнату, выхватив длинный меч с хрустальной рукояткой.

В комнате, оказавшейся хозяйской спальней, никого не было. Кричали за окном. Уилл выглянул. На узком карнизе, уцепившись мясистыми руками за выступ камня, стоял Гвидо Соранцо. Уилл схватил его руку, когда она уже соскользнула.

— Ради Господа на Небесах, спасите меня! — завопил Гвидо.

Уилл и Анджело с трудом втащили его обратно в комнату.

Потный толстяк со стоном повалился на пол.

Анджело посмотрел на выложенный камнем двор внизу.

— Тут же два этажа, Гвидо. Ты что, вообразил себя ангелом?

Он пнул купца:

— Вставай.

— Бога ради, Анджело, — взмолился Гвидо, — не трогай мою семью.

— Никого не тронут, если ты расскажешь то, что мы хотим знать, — сказал Уилл, вкладывая фальчион в ножны.

Анджело выступил вперед:

— Коммандор Кемпбелл, позвольте дальше действовать мне.

— Почему? — спросил Уилл. Высокомерный венецианец нравился ему все меньше.

— Потому что ваш великий магистр назначил меня допросить этого человека, — холодно ответил Анджело. — А вы обязаны меня охранять.

Уилла кто-то тронул за плечо. Он обернулся. Сзади стоял Дзаккария.

— Могу я поговорить с тобой, коммандор?

Они вышли за дверь.

— Коммандор, мы обязаны выполнять приказ великого магистра. Допрашивать генуэзца он поручил Виттури.

Сицилиец говорил доброжелательно, без тени назидательности.

За дверью Анджело возвысил голос:

— Отвечай, ты, тварь.

Дзаккария глянул на дверь:

— Пусть спрашивает. Наше дело повиноваться приказам великого магистра. Верно, коммандор?

Подумав, Уилл кивнул.

— А что с его семьей?

— Стражников мы разоружили, — ответил Дзаккария. — Жену и слуг успокоили, как могли.

— Ладно, подожди меня там, — сказал Уилл.

Дзаккария хотел что-то сказать, но затем кивнул:

— Хорошо, коммандор.

Уилл стоял у двери спальни и ждал. Ползли минуты. Ночную тишину нарушали лишь плач младенца и голос Анджело за дверью. Венецианец говорил тихо, до Уилла доносились лишь обрывки разговора.

— Ты рассказал кому-нибудь? — Этот вопрос Анджело повторил несколько раз.

Затем Уилл услышал голос Гвидо:

— Это я из-за подряда! Клянусь! Мне нужен был подряд! Вот и все!

В ответ на это Анджело что-то прошипел.

Через пару минут Гвидо пронзительно вскрикнул.

Дверь распахнулась, появился Анджело, прижимая левую руку к щеке. В правой он держал окровавленный меч. Позади него Гвидо сидел на полу, ухватившись руками за грудь.

— У этого мерзавца был кинжал, — бросил Анджело. — Но дело сделано. Я узнал все, зачем приходил. — Он посмотрел на Уилла: — Теперь, коммандор, сопроводите меня обратно к великому магистру. Мне есть что ему рассказать.

Анджело направился к лестнице, а Уилл вошел в комнату и присел на корточки перед Гвидо. В груди у генуэзца зияла кровавая рана. Уилл уже начал подниматься, когда Гвидо Соранцо открыл глаза и срыгнул. Под подбородку потекла кровь. Он застонал и зашевелил губами, выпучив глаза. Уилл наклонился ближе.

— Ты и твой великий магистр сгорите в аду, — прошептал Гвидо. — Черный камень будет вам не спасением, а гибелью. Так будет. Будет. — Он издал свистящий вздох и затих.

Уилл посидел на корточках еще с минуту.

Затем поднялся и в оцепенении спустился в ночную прохладу двора. В голове эхом отдавались последние слова Гвидо.

«Черный камень будет вам не спасением, а гибелью».

Венецианский квартал, Акра 16 марта 1276 года от Р.Х.

В большой кладовой магазина на Шелковой улице было сумрачно и прохладно. Для предохранения ткани от выцветания там всегда закрывали ставни, даже в разгар лета. Элвин вдохнула знакомый запах. Насыщенный, почти приятный. На полках лежали сотни кусков ткани, приготовленные к отправке в Венецию, а оттуда в города по всему Западу. Она прошла вдоль полок, считая куски. Последняя проверка перед доставкой на корабль. Провела рукой по рулону роскошной венецианской парчи, которую так любила ее прежняя госпожа, королева Франции. Эту ткань много лет поставлял французскому королевскому двору ее теперешний хозяин, Андреас, просматривающий сейчас бумаги за рабочим столом.

Он поднял глаза:

— Где книга учета товаров?

Элвин подошла к полке над столом, встала на цыпочки, сняла толстую книгу в кожаном переплете. Протянула ему.

Андреас улыбнулся. Это был крупный мужчина, не толстый, но широкий в плечах, с большими руками и длинным лицом, обрамленным седоватой бородой.

— Не знаю, как я управлялся со всем этим до твоего появления, — сказал он, листая гроссбух. Первые страницы были заполнены его каракулями, но дальше шел аккуратный почерк Элвин. Он просмотрел список на последней странице. — Ты проверила здесь каждый кусок?

— Дважды.

Андреас довольно кивнул и захлопнул книгу.

— Я дам ее завтра Никколо, когда он будет следить за погрузкой.

Элвин с улыбкой наблюдала, как хозяин, насвистывая мелодию, укладывает книгу в сумку. Ей было приятно видеть его в хорошем настроении.

Андреас был купцом в первом поколении. Начал торговать шелком и бархатом двадцать пять лет назад. Он рассказывал, как трудно было встать на ноги рядом с уже укрепившимися в этом деле могущественными венецианскими семьями. Отец наставлял его в счетоводном деле, ожидая, что сын последует по его стопам. Но Андреас был зачарован рассказами купцов, которые прочитал в отцовских книгах. Там говорилось о дальних странствиях, об аравийских искателях жемчуга, ныряющих в сверкающие голубые воды за раковинами, о диковинных зверях и синих горах, о висящей над пустыней красной луне, о черных как смоль женщинах, пахнущих благовониями.

Андреас рассказывал Элвин о своей юности, а она узнавала себя. Вспоминала, как мечтала о путешествиях и в тесном домике в Уэльсе, где жила со своей молчаливой матерью, и в гулких серых залах королевского дворца в Париже. Однажды она спросила Андреаса, сбылись ли его мечты.

— С лихвой, — ответил он. — Потому что я и не мечтал иметь такую красавицу жену и детей.

Элвин грустно кивнула. Ее мечты так мечтами и остались. Андреас поставил сумку на стол.