Эфирное время - Полина Дашкова

– Спасибо, Наталья Владимировна. Вы успокойтесь и,пожалуйста, никуда не выходите из дома. Я через полчаса у вас буду.

В трубке пульсировали частые гудки, Наташа держала ее вруках и смотрела в одну точку.

– Ой, мамочки… – повторяла она, едва шевеля губами ислизывая слезы, – ой, мамочки…

Всего лишь три дня назад, глубокой ночью они с Саней пиличай на кухне, работал телевизор, на экране появилось лицо Артема Бутейко, иСаня вдруг покраснел, на лбу выступил пот, он шарахнул кулаком по столу так,что подпрыгнули чашки и расплескался чай.

– Видеть его не могу, скотину. Убил бы, честное слово, рукабы не дрогнула.

Кристалл имел такую красивую правильную форму, что казалось,он совершенно не нуждается в огранке. Он был чист и прозрачен, как воздух влесу после первого настоящего летнего ливня. В нем сверкала страшнаяослепительная молния, в нем медленно, тяжело закипал солнечный свет, вспыхиваласотня нежных крошечных радуг. От него пахло свежестью предгрозового ветра,который набегает внезапно, после долгой духоты, жаркой дрожащей тишины, когдазамолкают птицы, замирают листья на деревьях, чернеет небо.

У Павлика Попова под рубахой вместе с нательным крестомвисел на шнурке холщовый мешочек. Там хранился алмаз. Когда Павлик бегал,камень подпрыгивал на шнурке, тяжело, больно бил в грудь.

Весна 1830 года на Урале была ранняя, быстрая, послемайского половодья наступила настоящая тяжелая жара. В начале июня грозыгремели почти каждый день.

Павлик возвращался из соседнего поселка, гроза застала его воткрытом поле. Громовые раскаты раскалывали землю, как пустой орех. Дождь всене начинался, и от этого было еще страшней. Пропотевшая рубашка холодила кожу.Павлик бежал, и камень бил его в грудь. До деревни оставалось всего ничего, вбелом блеске .молнии он успел различить угольно-черный силуэт заброшеннойдеревянной часовенки, и тут страшная жгучая боль пронзила его насквозь. Он упалв дорожную мягкую пыль и потерял сознание.

Очнулся он оттого, что совсем близко, вслед за громовымраскатом, прямо над головой раздалось оглушительное конское ржание. Дождь шелстеной, и сквозь его пелену Павлик различил вздыбленный черный силуэт, страшнуюоскаленную морду. Конские копыта зависли над ним, били воздух, пронизанныйтугими струями ливня. Павлик вскрикнул, попытался вскочить, но не смог.

– Кес ке се?! О, мон дье, повр анфан! Читьо слючилось,бьедное дитя? – прозвучал рядом высокий женский голос.

Графиня Ольга Карловна Порье возвращалась с утренней коннойпрогулки. Она не боялась грозы, ей нравилось скакать на своем вороном Адамисесквозь ливень. Графиня едва успела остановить коня, заметив лежащего на дорогекрестьянского мальчика-подростка. Сначала ей показалось, ребенок мертв, но,спрыгнув на землю и склонившись над ним, графиня обнаружила, что он дышит иглаза его широко открыты.

– Что слючилос? – спросила графиня, с трудом выговариваярусские слова.

– Молнией меня убило, ваше сиятельство, – морщась от боли ислизывая с губ дождевые капли, объяснил Павлик.

– Убиль! О, мон дье! – воскликнула графиня, вскочила вседло, пришпорила коня и поскакала за помощью.

Павлика в экипаже графини привезли к ней в дом. По дороге онтихонько постанывал, но сознания не терял. Молния была ни при чем, просто онспоткнулся о большой камень, упал и раздробил колено. Однако графский лекарьнемец Риббенбаум, осмотрев мальчика, сообщил, что, кроме повреждения ноги, естьеще несомненные признаки воздействия природного электричества. Ребенокпострадал от молнии, и наилучший способ лечения – закопать его на несколькочасов в сырую землю.

– Се терибль! Се де ла барбари! – ужаснулась графиня. – Повранфан! Же не ле перметре па! Я нье позьволью мучить ребьенка! – и стала горячоспорить с доктором, проявляя при этом удивительные познания в медицине.

На шум явился граф. Он тут же узнал Павлика и рассказал, чтоименно этот мальчик год назад нашел на прииске первый алмаз.

– О, мон дье! Анпосибль! – воскликнула графиня. – Се легарсон ки а трове ле дьямон!

Закапывать в землю Павлика не стали. Графиня решила самазаняться его коленом, приказала принести нутряного сала, винного уксуса и душистойсоли.

– Кес ке тю а? – ласково спросила она, заметив холщовыймешочек у него на груди. – Пюи ж ле вуар?

– Ваше сиятельство, это… это бабушка от сглазу привязала, –испуганно зашептал Павлик.

– Кес ки э ариве а во зье? Чтьо у тьебя с глязам?

– Глаза у меня здоровые. Это, ваше сиятельство… – Павлик незнал, что сказать, готов был заплакать и вдруг выпалил красивое французскоеслово:

– Сувенир! Это сувенир, сударыня!

– О, сувенир! – обрадовалась графиня. – Пьюи же ле вуар? –она подцепила ногтем грубую нитку, которой зашит был мешочек.

– Me се ле дьямон! Это алмаз, и такой крюпний! Ти у кральдьямон на прииск?

– Нет, ваше сиятельство. Я не крал. Его наша курица снесла!– сообщил Павлик, безнадежно, горестно всхлипнув.

– Ла пуле? Анпосибль!

В качестве экспертов и судей были немедленно призваны граф,минералог Шмидт, графский управляющий господин Брошкин. Шмидт, осмотревкристалл, заявил, что в камне не менее сорока карат, чистота удивительновысокая, нет никаких изъянов, а что касается истории с курицей, то это похожена правду.

Куры питаются твердым зерном. Камни в их желудкахспособствуют пищеварению, поэтому им нравится клевать камни, все равно какие.

Этим пользуются рабочие, чтобы выносить камни с приисков.Один ученый коллега рассказывал господину Шмидту историю о том, как «куриное»воровство процветало на знаменитом изумрудном прииске Чивор в Колумбии.Рабочие-индейцы. попросили разрешения брать с собой на работу по несколькокурочек, якобы для того, чтобы подкармливать их остатками пищи. Несушки мирнопаслись на прииске, до тех пор, пока один из надзирателей не обратил внимания,с каким аппетитом птички склевывают камни. Группу рабочих, которая в тот деньотправлялась с прииска домой, задержали, птичек выпотрошили. Их желудки былинабиты отборными изумрудами.

– Ла пуле! Се манифик! – воскликнула графиня.

– Почему вы не предупредили об этом раньше, месье? –недовольно спросил граф минералога.

Павлик Попов с перевязанным коленом и с десятью рублями запазухой был отправлен домой, в деревню. Графиня решила, что среди ее коллекциидрагоценных камней этот алмаз – самый интересный, у него забавная итаинственная судьба. Таким алмазам принято давать имена. Сначала она хотеланазвать его «Ла пуле» – курица, но потом решила, что это звучит грубо, и лучшебудет назвать камень в честь мальчика – алмаз Павел.