Темные тропы - Антон Кравин

С тылу заходит! Астрахан рванул туда с автоматом наготове, на ходу махнул высунувшемуся Прянину: опасность! Когда добежал, увидел силуэт, метнувшийся под сваи: худой, светлые волосы, бледная кожа, сутулая спина. И слишком быстро движется…

По логике, сейчас должны ломануться люди Мародера. Их много – отбиться невозможно, а ворота они, скорее всего, уже блокировали. Осталось занять максимально удобную позицию и постараться забрать с собой как можно больше врагов.

Из узкой улочки, бухая кирзачами по просевшим деревянным дорожкам, вылетел Прянин, заозирался. «Идеальная мишень», – подумал Данила, прижимаясь к дому на сваях. Но никто не выстрелил. Штурмовики не начали перепрыгивать забор.

Но силуэт-то был! Сейчас он, по пояс в болоте, прячется под хижиной, что напротив. Наверное, меняет обойму. Кто он? Один из людей Мародера? Может, они ждут, пока Данила высунется? Тогда почему не стреляют в Прянина?

– Кто? Где? – вертел головой тот.

Данила махнул на хижину. Доцент лег, пытаясь вжаться в доски. По-прежнему никто не стрелял. Но ведь был, точно кто-то был! Или почудилось? Учитывая, сколько всего произошло за пару дней, не исключено, что поехала крыша, так что – отбой тревоги.

Данила высунул голову из-за угла сруба, перекатился к хижине, не выпуская автомат, плюхнулся животом в болотную жижу и увидел врага. Это был хамелеон.

Лицо – свеча, оплывшая на жаре. Прозрачные глаза на разном уровне: правый – где ему и положено быть, левый – на щеке. Нос тонкий, ноздри вывернуты, синюшные губы будто размазаны по лицу. Тонкая шея переходит в грудь, ключицы торчат, суставы рук вывернуты. Совсем мальчик. Данила физически ощущал его страх, холодный ком за солнечным сплетением. И чувства: сначала – ужас, солнце, которое слепит, жжет нежную кожу, теперь – радость, что свой не причинит вреда.

Данила настолько оторопел от лавины чужих ощущений, что не сразу сообразил: перед ним хамелеон! Тварь, подлежащая уничтожению. Но почему хамелеон пытается изобразить подобие улыбки, почему тянется навстречу? Почему невозможно нажать на спусковой крючок, словно перед тобой родной брат?

– Что там? – спросил Прянин, но Данила будто онемел, наблюдал за антропоморфом со смесью жалости и брезгливости.

Хамелеон двинул челюстью, подобрался и в два прыжка выскочил на улицу, к Прянину. Враг. Чужой. Убить!

Повинуясь необъяснимому порыву, Астрахан кинулся следом. Грохнул выстрел – Прянин пальнул по хамелеону из дробовика. Звук сработал, как пощечина: Данила выстрелил по твари сзади и, пока хамелеон корчился, пытаясь зарастить раны, выхватил кинжал и с хрустом погрузил в плоть.

Боль. Отчаянье. Темнота…

Хамелеона добивал Прянин, а Данила отползал, не соображая, что с ним происходит. Откуда эти чувства? От Момента? С каких пор он сопереживает хамелеонам? И самое главное, неужели эти твари разумны?

Хотя, обязательно ли считать разумными существ, испытывающих боль и страх, которые по сути своей инстинкты, – собаки и кошки тоже боятся. Данила был уверен: хамелеон признал в нем своего и даже бросился на Прянина, рассчитывая на поддержку. Что это? «Схруст» хамелеона и человека или печать Глуби? Знать бы, что об этом думает Момент, но пока отличать его воспоминания от собственных очень трудно.

На стрельбу прибежал Маугли, бесшумно перемахнул через забор и схватил Данилу за руку:

– Что случилось? Говорящий?

Прянин с дробовиком распрямил спину – то еще зрелище, – бородка его воинственно подергивалась. Маугли кинулся к нему, но у самых ступеней притормозил. Данила ответил чужим голосом, слабым и хриплым:

– Хамелеон прокрался в деревню. Я думал – вольные Мародера. Ничего страшного, если не считать того, что эта тварь почему-то посчитала меня своим. Доцент, ты что-нибудь о подобном слышал?

Прянин дернул плечами:

– Нет, но, возможно, уважаемый Картограф нам расскажет. Он говорит много и охотно, хотя его речь напоминает или загадки, или небылицы.

Едва Данила вошел в комнату Картографа, как тот заговорил, не открывая глаз:

– Глубь пульсирует ритмично, ритм проникает в тело, и человек, которого она коснулась, или обретает что-то важное, или теряет себя. Свойства ее не изучены, но все, что кажется странным, элементарно объясняется. Просто мы еще не нашли ответ, вот и кружим у Глуби. А все ведь просто, вот оно, руку протяни – и поймешь. Но в какую сторону тянуть – непонятно. Что такое Глубь? Просто яма, воронка в пространстве. Она кружится и затягивает, тянет в себя, хотя на границе ее есть кольцо отторжения, как вал на краю воронки в песке. Кто-то управляет Глубью: огромный, могучий и… чуждый. Он висит там, – Картограф широко развел руками, – где-то там. Я ощущаю его, но не могу понять, кто это: слишком он чужой и странной формы, висит и чего-то ждет. Чего-то страшного. Знать бы – чего ждет, что хочет, тогда бы поняли про Сектор все! Вы все теперь дети Глуби, она и вокруг вас, и внутри вас. Остальные ее дети будут служить нам и для нас неопасны…

Картограф смолк и равномерно засопел. Глазные яблоки вращались под веками, во сне он дергался и стонал. Данила с трудом подавил желание поднять бородача и вытрясти всю правду. Перевел взгляд на Прянина, замершего в дверном проеме.

– Как это понимать?

Прянин пожал плечами:

– Уж очень человек тяжелый…

– Доцент, ты уверен, что он человек?

– Ни в большей, ни в меньшей степени, чем все мы. Надо ждать, пока очнется.

Картограф сидел на крыльце, на солнышке, привалившись спиной к стене. Вот он поднес ко рту губную гармошку, и над бывшим лагерем Фиделя понеслись высокие, немелодичные звуки. Глаза Картограф прикрыл и весь отдался музыке, а Данила подумал, что она скоро достанет всех. Маугли высунулся из дома напротив, уставился на Картографа.

Интересно, мальчишка вообще когда-нибудь музыку слышал?

Ох и вряд ли, бро!

Отследив мысль Момента, он сдержанно улыбнулся. Нет, друг не сделался его вторым «я» и Данила не сошел с ума – но теперь, когда он осознал воспоминания Гены, личность того стала ближе, чем когда бы то ни было.

Данила теперь знал о Моменте все. И жалел, что не расспросил, не сподобился раньше выяснить и про сестру его, через которую Генку держало МАС, и про остальное. Хохмач и неунывающий оптимист, Момент, оказывается, был человеком не просто образованным – начитанным и эрудированным.

Наверное, только в бою и тогда, когда убили девушку Генки, Астрахан видел Момента без маски наркомана.

Но теперь все эти знания были в его распоряжении, осталось лишь научиться ими пользоваться…

Картограф продолжал терзать несчастный инструмент. Похоже, проводник достаточно оклемался, чтобы идти к Глуби. Данила присел рядом с ним на крыльцо, дождался паузы в визге губной гармошки и спросил: