Пожать руку Богу - Курт Воннегут

Но Джерси, видимо, кулачными боями на этот вечер пресытился. Цепочку он не отдал, зато истошно завопил. Я услышал скрежет ключа в замке. Через несколько секунд охранники уже проталкивались локтями сквозь блокаду из человеческих тел. Но Новобранец, который вполне мог бы дать отбой, на охрану вообще не обратил внимания. Он продолжал угрожающе нависать над Джерси, тут, наконец, охранники пробились сквозь стену и схватили его за грудки… Они тащили его к выходу, чтобы припаять ему дополнительное обвинение, и мне мельком удалось увидеть его лицо.

Ухмылка на нем стала только шире.

Большинство из сидельцев надеются выйти на свободу. Мы знали: сиди тихо, не дергайся, судебная машина что-то там намелет, и, в конце концов, тебя отпустят на волю – возвращайся к своим темным делишкам, только, само собой, не зарывайся. Но Новобранец знал, что ему торопиться некуда. Он же «закоренелый преступник». Он также знал: с его смазливой внешностью, молодостью и скромными габаритами лучше заявиться в тюремный мир под лозунгом «а видал я вас всех в гробу». При таком раскладе вся его бравада приобретала практический оттенок, причем желаемый результат был достигнут задешево.

…

Насчет правосудия скажу так: правосудие, благодаря которому ты попадаешь за решетку, отличается от того, с каким ты сталкиваешься в тюрьме. Лично мне хотелось бы, чтобы всем судьям и окружным прокурорам пришлось отмотать какой-то срок. Не за преступления, которые они совершают, исполняя свои обязанности в суде. Ведь эти преступления они совершают по незнанию. Именно поэтому срок в тюрьме должен быть обязательной частью их профессиональной подготовки. И тогда они будут знать то, о чем даже не догадываются.

Пусть посидят, безликие и всеми презираемые, в камере предварительного заключения, пусть по ним катком прокатится судебный процесс и начисто выдавит из них всю их праведность. Пусть они споткнутся о мудрость, которая каждому зэку известна интуитивно: подлинное правосудие сродни поэзии.

(Аплодисменты)

РОСС: Вот следующий вопрос: есть приключение длиной в жизнь, и есть наше желание это приключение понять. Какова связь между этими двумя явлениями для каждого из вас?

ЛИ: Ничего себе вопросик.

КУРТ: Знаете, я в легком замешательстве, потому что Ли пишет лучше меня. (Смех)

ЛИ: Ну, давайте рискну… От таких глобальных вопросов у меня мурашки по коже – ведь сколько времени ушло на то, чтобы написать эту книгу, вот она красуется перед вами, читайте на здоровье… А тут ляпнешь что-нибудь такое, после чего вы не захотите взять ее в руки. (Смех)

Сейчас из-за этой книги все воспринимают меня всерьез… Лично мне, если отвечать на ваш вопрос, кажется, что связь тут очень и очень большая. Как вы это назвали? Приключение длиной в жизнь? Время, проведенное на улицах, я так и воспринимал – приключение. С самого первого дня смотрел на мою уличную жизнь именно так. Говорил себе: посмотрим, что будет дальше. И когда я наконец как следует глотнул воздуха… На самом деле я совершил большую ошибку. Сами улицы ошибкой не были. Но я загнал себя в ловушку. Не в какую-то конкретную ловушку, просто жизнь шла по кругу. И когда эти улицы для меня закончились, я не знал, куда себя девать. Уж точно мне не хотелось попасть в несуществующую колею под названием «мейнстрим»!

И только книга… Я сидел над ней полтора года в надежде закончить. А взаимосвязь была такова, что закончить ее я не мог, прежде чем не найду ответы на некоторые вопросы. Понимаете, я терпеть не могу изложение как таковое: «Четвертого октября я сделал это, потом произошло то» – такое письмо мне не по нутру. Просто сидеть и записывать события в их последовательности я не могу. Но многим писателям это удается, а уж журналистам – тем более. А по мне так лучше к стоматологу сходить.

Поэтому мне надо было найти и свой способ письма, и причины для этого письма – чтобы это было интересно мне, и чтобы вы, дорогие читатели, свое время не потратили даром.

Вот кто-то идет мимо книжного магазина – с какой стати ему будет интересно узнать, что там написал никому не известный Ли Стрингер? На этот счет у меня не было никаких иллюзий. Но если мне повезет и кто-то все-таки снимет мою книгу с полки, начнет ее листать… хотелось бы, чтобы человек почувствовал – тут есть что-то интересное, может, это стоит почитать.

Что я извлек из этого процесса? Я понял, что не смогу раскрыть ни одного из эпизодов книги, если не пойму, что именно он для меня означает. Важно понять не только что делали окружавшие меня люди – важно, почему они это делали. И к концу написания этой книги на целую кучу вопросов мне удалось ответить. И я был этим очень доволен.

В этом отношении сам выход книги – уже не главное. Вершины горы я достиг, когда ответил себе на все эти вопросы.

РОСС: Ладно, давайте еще раз потревожим аудиторию – почитаем последний из отобранных нами отрывков. На сей раз – из «Времятрясения».

Как истинный луддит, каким был Килгор Траут и сам Нед Лудд – вероятно, вымышленный рабочий, который громил машины, предположительно в английском городе Лестершире в начале девятнадцатого века, – я все так же пишу на механической пишущей машинке. Но даже так я на несколько поколений опережаю, с технологической точки зрения, Уильяма Стайрона и Стивена Кинга, которые, как и Траут, пишут ручками на желтой бумаге.

Я правлю написанное ручкой или карандашом. На Манхэттен я приехал по делу, я звоню женщине, которая многие годы перепечатывает мои рукописи. У нее тоже нет компьютера. Может, отказаться от ее услуг? Она переехала из города в глубинку. Я спросил ее о погоде и тому подобных мелочах, например, прилетали ли к ее кормушке новые птицы, пробрались ли к ней белки и так далее.

Да, белки нашли новый способ добираться до кормушки. Если понадобится, они выделывают штуки почище цирковых акробатов.

Когда-то у нее болела спина. Я спросил, как поживает ее спина. Она ответила, что более или менее. Она спросила, как поживает моя дочь Лили. Я ответил, что более или менее. Она спросила, сколько ей сейчас лет, и я ответил, что в декабре будет четырнадцать.

Она сказала: «Четырнадцать! Боже мой. Боже мой. Кажется, еще вчера она была грудным ребенком».

Я сказал, что у меня есть для нее несколько страниц. Она сказала: «Хорошо». Я отправлю их по почте, поскольку у нее нет факса. Хм, может, от ее услуг все-таки отказаться?

Я все еще стою на третьем этаже нашего дома. Лифта у нас нет. И вот я иду вниз со своими страницами, топ, топ, топ. Спускаюсь на первый этаж, где находится офис моей жены. Когда она была в возрасте Лили, ее любимым чтивом были рассказы о девочке-детективе Нэнси Дрю.

Нэнси Дрю для Джилл – то же самое, что для меня Килгор Траут, поэтому Джилл спрашивает: «Куда ты собрался?»

Я отвечаю: «Иду на почту отправить письмо».

Она говорит: «Ты же вроде не бедствуешь. Купи тысячу-другую конвертов и держи их у себя в ящике стола?» Она думает, что в ее словах есть логика. У нее есть компьютер. У нее есть факс. У нее есть автоответчик, поэтому все важное она узнает вовремя. У нее есть ксерокс. У нее есть все это барахло.