Работорговцы.Черный пролетарий - Юрий Гаврюченков

Озарённая падающим с небес золотистым светом, в центре мастерской высилась фигура Джоуля Электриковича. Он был не один. В дальнем краю у шипящего агрегата шуровал кочергой в топке техник в длинном кожаном фартуке. Ректор, как обычно, был при параде. Отглаженный костюм с неброским галстуком, начищенные штиблеты, расчёсанная бородка клинышком и прилизанные волосы — в ином виде на людях не появлялся. Сын Электрика и Динамы, он носил почти вражеское имя Джоуль, однако оно обозначало отнюдь не принадлежность к аристократии Чёртова острова, а вполне православную единицу энергии, работы и количества теплоты. Этот факт Джоуль Электрикович любил подчёркивать в застольных беседах и публичных выступлениях, приводя в пример свою жену Гертруду. Родом из почтенной семьи передовиков, она носила имя точь-в-точь шведское, но имеющее не пошлое мещанское значение «невеста рыцаря», а гордое рабочее «героиня труда». Гертруда преподавала в Политехе основы техники безопасности на производстве. Их дети готовились занять подобающие по праву рождения места в цитадели ректората. Пусть университет по масштабам меньше города, зато власть в нём абсолютная. Восставший против ректора уводился кочегарами в котельную и там расточался под пылающим взором мозаичной фрески Сергея Лазо.

Референт деликатно убрался, оставив хозяина говорить с «хозяином».

Два владимирских властелина безмолвно стояли напротив, выжидая, кто выкажет слабость поздороваться первым. Гость был не в фаворе у матушки-природы. Даже сутулящийся от кабинетной работы ректор всё равно взирал на Волю Петровича с двухметровой высоты. Его предки без перерыва в поколениях с допиндецовых времён отменно питались, занимались спортом, постоянно учились и жили до ста лет. Сравнительно с ним кряжистый тюремщик выглядел гномом перед эльфом, хотя оба были обычными людьми.

Воля Петрович открыл было рот и набрал воздуха, чтобы сходу нагнать жути, как ректор оборвал на вдохе:

— Здравствуйте, Воля Петрович. Добро пожаловать в мой университет!

«Сговорились они сегодня что ли?» — мелькнуло в голове Князева. Однако прожжённый тюремщик просёк, что в заповеднике образованности на окраине Святой Руси слово «добро» носило не новгородский характер, ещё сохранившийся во Владимире, а обладало допиндецовым значением, имевшим распространение в Великой Руси и далее.

— Здравия желаю, — сказал, как отрезал, Князев. — Я по делу.

— Не сомневаюсь, — высокомерно кивнул ректор. — Пришли забрать кого-нибудь?

— Ты знаешь, — сухо ответил Воля Петрович, — что я временно замещаю Семестрова.

Джоуль Электрикович молвил тоном фаталиста:

— Мы оповещены о новом Указе. Комиссар светлейшего князя казнит и милует, снимает и назначает, ликвидирует преподавательский состав из соображений высшей целесообразности мне, как ректору, непонятной. Не затруднитесь ли вы объяснить, раз уж к нам пожаловали, чем вызваны произведённые ночью аресты и когда отпустят моих коллег?

Пресный официоз ни мало не смутил прогнившего тюремщика.

— Ты знаешь, я человек подневольный. Куда пошлют, то и делаю.

Рабу было легко оправдываться. Ректор кивнул.

— К боярину сборная делегация из разных вузов приходила с кляузой. Просила репрессии среди твоих навести. Результат ты знаешь. Но это только начало. Сегодня Щавель наметил громить секту заклёпочников. Да вот занедужил, так вышло. Я почему тебе это рассказываю и зачем сюда пришёл: мне лишних жертв не надо. Для меня подследственные в тюрьме — лишняя нагрузка. Работы и так выше крыши. Тебе не надо, чтобы в университете горе. Князю не надо готовящихся специалистов истреблять и выпуск уменьшать. Ребятам судьбы ломать тоже не надо. Не надо никому, только вот шестерёнки закрутились, им назад хода нет. Всё из-за москвичей проклятых. Если бы не припёрлись к нам, глядишь, обошлось бы. Опричники в казарме переночевали бы и дальше поехали. Только видишь, как всё совпало. Ты вот что. Ты устрой сегодня разбор по факту беспорядков в особняке Семестрова. Проведи собрание, объяви о переносе экзаменов, а студентов отправь куда-нибудь подальше в срочном порядке. Картошку обрывать или дрова заготавливать. Когда новгородцы уедут и шум уляжется, вернёшь. Экзамены подождут.

— Что с арестованными? — вновь спросил ректор. — Когда их освободят?

Князев помотал головой, поправил фуражку.

— Извини, басурмане твои в жерновах. Сами виноваты, хранят всякое запретное. Ты знаешь как светлейший князь ревностно относится к огнестрельному оружию, а у твоих новенький нарезняк из Орды. Куда это годится? Знаю, что от волков и лихих людей. Понять могу. Отпустить — не моя компетенция. На них дела заведены, протоколы обыска при свидетелях составлены, перечень изъятого прописан. Щавель доклад князю отправит, тоже гвоздь в крышку гроба. Пропали твои басурмане. Могу им только мягкий режим содержания обеспечить и, когда Щавель уедет, вместе в камеру посадить. Дальше — извини. Приедут из Новгорода дознаватели и начнут следствие. Декану Ивановичу ещё за моральный облик по самое не балуйся вкатят, да за недвижимость за границей. Щавель ему злой умысел вменил, так что будут расследовать попытку измены Родине. О басурманах забудь. Студентов прибереги. Молодёжь это будущее.

Ректор дослушал, не дрогнул лицом.

— Пойдём, покажу, — потомственный администратор мгновенно прокрутил в голове ряд многоходовых комбинаций выстраивания отношений с новой городской властью и отбросил высокомерие.

Они направились к шипящей и посвистывающей паровой машине. Чумазый техник с перетянутыми тесёмкой волосами вокруг лба торопливо поклонился.

— Готово?

— Всё готово, — отрапортовал холоп.

— Вот, смотри, Воля Петрович, — доверительно обратился к ВРИО городничего Джоуль Электрикович и указал на стенку агрегата с манометрами и блестящими стальными ручками. — Это паровая машина. Она укреплена на станине. Сверху находится водяной бак, снизу топка. В камере сгорания горят берёзовые дрова. Лучше бы каменный уголь, но его у нас нет. В верхней части топки расположены циркуляционные трубы, чтобы вода в котле лучше бурлила. Через сам котёл проходят дымогарные трубы. В этой установке их восемьдесят восемь. Проистекающий по ним горячий воздух нагревает воду в котле. Образуется пар и накапливается под высоким давлением. Стенки котла многослойные, склёпаны из бронестали, но, чтобы не разорвало давлением, на котле установлен аварийный клапан, стравливающий пар при достижении опасной величины. От котла через выпускной клапан отходит толстостенная труба, через которую пропущен барабан. Вот он, впереди котла. Барабан приводится в движение одним человеком посредством зубчатой передачи. Скорость его вращения регулируется вторым номером расчёта. Прошка, встань на барабан!

Техник надел толстые краги до локтей, обошёл агрегат и взялся за ручку, прикреплённую к могучей шестерне какого-то диковинного устройства, в котором Князев так и не сумел разобраться. От паровой машины отходила подпёртая кирпичами труба пальца три толщиной и длиной шагов пять, направленная на дальнюю стену цеха. Воля Петрович заметил, что все верстаки и шкафы отодвинуты, освобождая пространство на пути трубы, а у дальней стены сложена поленница из толстых колод, к которой прислонено цилиндрическое чучело.