Это просто игра - Шамиль Шаукатович Идиатуллин

полдня игрового времени, и то не факт – там чума что сейчас.

– Так и что? – небрежно спросил Нестеров.

– А то, что полный армак через час.

Ну, может, чуть больше – час с четвертью. Могу успеть, понял Норм с восторгом и заставил Рому крутнуть корпусом так, что пара стражей отлетела кеглями, а ещё один подставился под сабельный удар. Но на кривоколенную улочку, которая вела по холму напрямую к башне, высыпал сразу взвод гвардейцев, ощетинившихся пиками, через которые даже Рома не перемахнёт. Через два ряда уж точно. Норм остановил коня и бросил его окружной дорогой, по которой в замок, видимо, шли подводы с продовольствием. Да какая разница, с чем и зачем, раздражённо подумал Норм и еле успел перемахнуть через выскочившего под копыта гвардейца. Гвардеец прокричал вслед что-то про Настю и Макса, Норма это явно не касалось.

Норм дал шенкеля, и Рома загрохотал фирменным галопом, от которого слёзы юркают в уши. Впереди два человека поспешно развернули поперёк дороги длинное полотно с буквами. Похоже, свадебную скатерть на предфинишную ленточку не пожалели, дураки веселостартовые, подумал Норм снисходительно и дал Роме понять, что готов к прыжку. Но Рому тоже заело. Он наддал и пролетел сквозь полотно, которое разошлось как промокашка – вместе с бессмысленными словами: «Настя, выходи из игры, я всё сделал! Макс».

– Я всё сделал! – повторил Макс, с трудом сдерживаясь, чтобы не врезать по экрану и самодовольной роже Норма. Макса роже, по сути-то.

Тут Макс вспомнил, что не один, развернулся и объяснил:

– Нестеров клич бросил, я тоже, народ вышел в форумы, ну, много народу, и на сайте, и вообще, договариваются, чтобы докричаться до МэдМакса – Норма, в смысле. Должно получиться.

– А если не получится? – спросил дед.

– Должно, – повторил Макс и снова уставился в экран.

– М-может, – сказал дед дрожащим голосом, – может, просто убить… ну, персонажа.

– Да пытались, – признался Макс сквозь зубы. – Что-то никто его не убьёт.

– Никто! – повторил Норм, и Рома грудью впечатал ассасина в кирпичный выступ стены. – Меня!! Не убьёт!!!

Рома опять всё понял с полужеста и полукоманды – оттолкнулся от кирпичного выступа и немножко, кажется, от ассасина, подлетел на полкорпуса, стукнул всеми копытами в противоположную стену – и со звоном врубился в узкое окно на втором ярусе башни, с задней её стороны. А стража пусть ждёт на входе. Работа у неё такая.

Норм не успел задуматься над тем, умеют ли кони забираться вверх по винтовой лестнице. Рома умел.

Башня загрохотала и завыла, эхо отваливалось длинными кусками и прилетало обратно. Оглохну, подумал Норм с восторгом, и они выскочили на верхнюю смотровую площадку, почему-то совершенно пустую – ни стражников, ни надзорных, ни людей с загадочными плакатами. Площадка огораживалась стеной с широкими прорезями, как верх шахматной ладьи. Толстенный флагшток был вделан в одну из стен. Норм соскочил с коня, похлопал его по шее, подошёл к флагштоку, похлопал по нему – уже с другими чувствами. Стальная труба отозвалась гулом. Норм дёрнул тонкий, сплетённый из стальных проволочек канат, идущий вверх. Канатик тоже хлопнул по трубе, как слабо натянутая струна. Труба запела иным тоном.

Запах спичек стал невыносимым.

Дворец Ассамблеи, в котором размещался парадный зал Жарданвилля с креслом диктатора, высился через площадь справа. Спущусь по канату или на Роме снова по лестнице, а всех, кто сюда бежит, – всмятку. Потом через площадь – и кресло наше. И победа наша. И гори они все, гады.

– Сейчас всё кончится, – пообещал Норм миру и потянул канат. Тот посопротивлялся и поехал вниз. Внизу – совсем внизу, на площади, – охнули.

Норм улыбнулся и заработал руками.

Шум внизу стих. Всё стихло – лишь поскрипывало колёсико, через которое бежал канатик. А потом в тишине грянуло:

– Настя! Рома! Умирает!

«Как умирает?» – всполошился Норм и развернулся к Роме. Рома был тут, жив-здоров, поводил хвостом и разглядывал далёкое облачко.

– Настя! Рома! Умирает! – снова гаркнули снизу.

«Дебилы, вы кого обмануть хотите?» – подумал Норм и аккуратно глянул вниз.

Внизу было странное. Толпа разномастно одетых персонажей застыла в центре площади, растянув над собой драное полотнище с теми же словами без знаков препинания: «НАСТЯ РОМА УМИРАЕТ». Полотнище дёргалось, потому что персонажи то и дело падали, сражённые стрелами. Стрелы прилетали от гвардейцев. Они явно пытались перебить демонстрантов, а небольшой вооружённый отряд, охранявший полотнище, сопротивлялся этому не слишком успешно. Третий выкрик оказался совсем жидким:

– Настя! Рома. Уми…

Теперь с площади доносились только неразборчивые выкрики, короткие выдохи и удары стали о сталь. Зато сама башня рокотала – по лестнице поднималась целая толпа.

Рома жив, а я вам не Настя, растерянно подумал Норм, перехватывая канат всё чаще. И вспомнил.

Не всё.

Кое-что.

Вспомнил, что он, что она – Настя. Был Настей, вернее. Когда-то давно, в другом мире. В том мире не умирали и не оживали. Там жили тихой серой жизнью.

И там был другой Рома.

И он умирает. Сейчас.

Норм закричал, срывая голос, и в этот миг ему на голову легло тяжёлое прохладное полотнище флага.

И в следующую секунду Норм знал, что делать.

Он намотал край флага на кулак, полоснул саблей вдоль каната, накинул на себя золотое полотнище, как плащ, свистнул Рому, не глядя запрыгнул ему на спину и послал его чуть вперёд, на карниз широкого проёма в стене.

Внизу закричали, кто-то вскинул лук.

Флаг полоскался по ветру. В такт ему полоскались грива Ромы и разодранная штанина Норма. Зашить бы.

Опять нет времени, подумал Норм с сожалением, окинул долгим взглядом небо, леса, поля, дымы, огни, стены и руины покорённого мира и закричал, наматывая золотой край на кулак:

– Победа!

Набросил флаг Роме на глаза и послал коня в последний длинный прыжок навстречу лучникам.

Глава 23. Пусть растёт

Труднее всего было удержаться от пинка по лежаку – и нырка в колодец, в свет, в бой. Нельзя, сказал себе Норм твёрдо. Жди.

Это было странно – ждать, когда нет времени, когда кругом война, конец света всё ближе и Рома умирает. Тем более странно, что прыжок в колодец резко сокращал дорогу – раз, и я у пещеры, той самой.

А Макс-то не у пещеры, мрачно напомнил себе Норм. Где ты уже, прохвост курчавый?

Двери лязгнули раз, другой и третий и открылись. Норм зажмурился и не открывал глаз, пока не почувствовал, что его ведут по свежему воздуху, навсегда пропахшему спичками. «Я очнусь и убью тебя, понял? – подумал он. – Очнусь – и убью».

– Что с Ромой? –