Печать тьмы - Настя Ильина

говорил, что с ума схожу, когда ты таким приглушённым голосом произносишь моё имя, ведьмуля? — шепчет мне в губы Джеймс и накрывает их своими.

От его поцелуя остатки разума покидают, и я обвиваю руками шею парня, сильнее прижимаясь к нему и растворяясь в нём без остатка.

— Что же ты творишь, глупая? — бормочет Джеймс, но его вопрос больше адресован не мне: он сам пытается сбежать от своих чувств и желаний, отчего-то осуждая их.

Принц Тьмы целует отчаянно, словно делает это в последний раз, и я стараюсь насладиться поцелуем, не думая, что будет дальше. Весь мир вокруг исчезает, а в ушах стоит какофония приятных звуков, идущих откуда-то из глубины души. Меня потрясывает, хочется преступить все выстроенные границы, забыть об их существовании, отпустить все обиды и больше никогда не покидать такие манящие объятия.

Разорвав поцелуй, Джеймс обхватывает моё лицо ладонями и пронзительно смотрит мне в глаза.

— Любовь — это слабость. Она убивает сильных, рушит города… Из-за любви одни проблемы, поэтому выброси эту ерунду из своей красивой головушки, ведьмуля, как и идею заниматься самопожертвованием. Ты не станешь заключать сделки с Люциторумом, потому что я запрещаю тебе делать это. Быть игрушкой принца Тьмы такой себе статус, ведь не всегда я прошу… Иногда я требую, ведьмуля. И отказаться ты не сможешь.

Грудь в районе печати тьмы обжигает, а Джеймс отпускает меня и делает шаг назад. Скользнув по моим губам взглядом, наполненным тоской, принц Тьмы забирает вместе с собой то счастье, что секундами ранее кипело в жилах.

— Прости, что пришлось прибегнуть к этому, но всё, что я делаю — делаю для твоего же блага.

Тёплые чувства, окутавшие меня минутами ранее, испаряются, и на их местно приходит безразличие. Мне становится наплевать на происходящее, и обида, стремительной искрой вспыхнувшая от слов Джеймс о любви и слабости, гаснет. Он запретил мне любить его? Да какая разница, если всё равно… если пустота на душе. Смотрю на Джеймса так, как смотрела бы на Марки, Ллойда, Рэйриана… и ничего не испытываю.

— А теперь расскажи подробно, отчего тебе стало плохо, и что за сделку ты хотела заключить с Люциторумом.

Внутри бьётся что-то слишком живое: оно напоминает воробушка, пойманного в силки, но я не могу понять, что это такое. Вот недавно ощущала трепетное волнение, а теперь его нет. Меня словно выпотрошили и опустошённой выбросили на волю судьбы.

— Я не знаю, почему мне стало плохо, а что касается Люциторума — спроси у него сам. Ты же бегаешь перед ним на задних лапках, как преданный пёсик. И прошу, оставь меня в покое. Я устала и хочу отдохнуть.

Во взгляде Джеймса мелькает боль. Он смотрит на меня несколько секунд и уходит, а я провожу подушечками пальцев по губам и поверить не могу, что с них слетели такие жестокие слова. Что со мной происходит?

Глава 16. Джеймс

Выполняю требование ведьмули и оставляю её одну. Наверное, поступаю в это мгновение слишком глупо, но действую так, чтобы защитить наивную девчонку, сумевшую романтизировать тёмную сущность.

Я не достоин её любви.

Конечно, решать за неё не могу, но на данный момент ей лучше держаться от меня подальше. Кто знает, чем закончится битва? Как только брат узнает мою слабость, он обязательно постарается ударить по ней. Склонять перед ним колени я не собираюсь, ведь знаю, что одержав победу над Люциторумом и якобы отомстив ему за смерть Энергии, Свет не остановится. Он сделает всё, чтобы получить полную безграничную власть над Землёй, а потом свергнет и отца. Поэтому мне придётся ударить первым.

Думаю об отце, вспоминаю мать Адалин и понимаю, что как таковой родительской любви мы с братом и сестрой и не получали вовсе.

Хотя… что такое любовь? Слабость… Отец пытался научить нас быть сильными и справляться с задачами, возложенными на наши плечи. Я — тьма. Моя ведьмуля — свет. Мы полные противоположности друг другу, но, чёрт возьми, в нашем случае эти противоположности так активно притягиваются.

Хмыкаю, понимая, что поступаю отчасти как придурок — бывший истинный Адалин. Сам же осуждал его действия, считая круглым болваном за то, что потерял такую ведьмочку, а теперь поступаю ничуть не лучше, сбегая от неё. Я запретил Адалин испытывать любовь по отношению ко мне, руководствуясь здравым смыслом и благими намерениями. А куда они выстилают дорожку? Верно!.. Только в ад мне совсем не хочется. Самое противное, что он уже начинается — на Земле. Отказываясь от чувств, ты погружаешься в пучину непреодолимой боли, начинаешь страдать уже здесь. Я готов мучиться до скончания своей никчёмной бессмертной жизни… Готов жить с этим, если смогу защитить Адалин, но не смогу смотреть на страдания ведьмули.

Так как рассказывать мне что-либо о случившемся она не собирается, придётся прижать Люциторума к стене. Устал я уже изображать послушную собачонку. Даже такая иногда злобно скалится на хозяина. Я сделал то, о чём тёмный повелитель попросил меня — предупредил о сроках возможного нападения, планируемого Светом… Я открыл слабые стороны своего брата и выполнил свою часть сделки. До сих пор не понимаю, почему он не вернул мне кольцо.

В кабинет Люциторума вхожу без стука. Он отрывает голову от ладони, на которую до этого опирался, убирает локти со столешницы и смотрит на меня, напоминая всем своим видом побитого пса. Странно видеть его в таком состоянии. Восстановление идёт совсем не так, как хотелось бы? Или его беспокоит, что не сможет одолеть моего брата? Всё это время Свет копил магию, и сейчас у него много силы. Но даже его возможно победить, если крепко захотеть этого.

— Джеймс… Я думал, ты наслаждаешься обществом своей…

— Я тоже много всего думал, — прерываю Люциторума я и смотрю на него со злым прищуром. — Выполнив свою часть сделки, я хочу получить кольцо.

Повелитель покашливает и с усмешкой качает головой.

— Все ли условия ты выполнил? Кажется, ты забываешь о главном… Мы продлили сделку, когда ты притащил в нижний мир смертную, обратил её, обойдя мои запреты. Так ли нужно тебе это кольцо, если и без него