Квартира - Павел Астахов

— Ну, вот мы и пришли, Варвара Серафимовна.

Соседка недовольно покачала головой и поджала губы.

— Вижу. Только мне совсем в другую сторону надо было. Зачем вы меня притащили обратно?

Перед мысленным взором Артема тут же всплыла картина: лежащий на своих вещах выселенный с Арбата мертвый Коробков, о судьбе которого так беспокоилась Штольц, и он понял, что начинать разговор с этого не станет.

— Э-э-э. Понимаете, Варвара Серафимовна, стыдно признаться, но очень захотелось чайку выпить. Не угостите? А я вам кое-что расскажу.

Он молитвенно сложил руки, умоляюще посмотрел на Штольц, и старушка смягчилась:

— Ах, вот оно что… Конечно, Артем, проходите.

— Еще чашечку? Артем, не стесняйтесь. У нас, Штольцев, это древняя семейная традиция. Ведь прадед моего мужа был настоящий лорд. Принадлежал к древнему английскому роду. Так что любовь к чаепитиям у нас в крови. Муж мой, царствие ему небесное, хороший был человек. Так он, пока работал, вообще только чай и пил. Пока не закончит какую-нибудь очередную ткачиху или комсомолку-ударницу, ни крошки в рот не берет. Только чаек. Бывало, по пять-шесть дней на одном «цейлонском» проживал.

— Удивительно, — в такт своим мыслям произнес Павлов.

Он только делал вид, что внимательно слушает непрерывающийся рассказ соседки, а на деле беспрерывно анализировал события, происшедшие с ним в последние несколько дней и завершившиеся нападением у подъезда. Это столкновение не было случайным, а эти ребята ждали именно его, Артема Павлова. Они и зацепили его, исключительно чтобы проверить, он ли это. Убедившись, что встретили того, кого им заказали, сделали знак сообщнику у подъезда. Ну, и сами подтянулись вслед.

«И кому же это выгодно?»

Собственно, этот вопрос каждый юрист обязан ставить первым в любом деле и ситуации, с которой сталкивается. Так учат в любом юридическом вузе с первого дня. Но ответ не вырисовывался. Уж слишком многим это было действительно выгодно. Покалеченный, избитый и униженный адвокат Павлов понравился бы многим его «знакомым» гораздо больше, чем напористый, здоровый, активный и энергичный защитник Павлов, готовый вцепиться своей мертвой бульдожьей хваткой в горло всякому, кто идет поперек закона и его интересов.

Павлов попытался задать более сложный вопрос, которому не учат в вузах: «А кому это невыгодно?» Оказалось, что не так много доброжелателей среди окружающих его людей. Исключив маму и бывшую жену, Артем назвал пока только Варвару Серафимовну, так и щебечущую о работах давно ушедшего в мир иной мужа.

Артем вздохнул и кисло улыбнулся.

— Да-да! Не улыбайтесь, Артем! — по-своему поняла его улыбку старушка. — Весь мир! Именно весь мир.

Павлов, поняв, что пропустил изрядный кусок монолога соседки, отхлебнул чаю и осторожно переспросил:

— Значит, вы думаете, весь мир?

— Молодой человек! Я не думаю, а точно знаю! — Варвара Серафимовна сделала театральную паузу и торжественно добавила: — Посмотрите переписку моего мужа. Буквально весь мир признавался ему в симпатии и любви. Даже из Новой Зеландии есть письмо.

Соседка поднялась из-за стола, выдвинула верхний ящик комода, и Артем действительно увидел великое множество конвертов, аккуратно перевязанных разноцветными тесемками.

— Ого! — искренне удивился адвокат.

— Вот так-то, Артемий Андреевич. Было время, и мой муж был на коне. А теперь авторитетов нет. Никому не нужны художники. Союз архитекторов и скульпторов, существовавший с конца позапрошлого века, развалился. Имущественный вопрос уничтожил последние понятия о чести, достоинстве и справедливости. Люди из-за золотого тельца готовы продать не то что свою душу, а души всех родственников, друзей и знакомых. Сегодня правит бал отнюдь не добро и справедливость.

Старушка скорбно поджала губы, а Артем пожал плечами:

— Мне кажется, вы немного сгущаете краски. Временное помешательство, конечно, присутствует. Просто люди слишком долго жили в изоляции от остального мира. Не было возможности зарабатывать. Быть богатым считалось преступлением. Собственности не было. «Частный собственник» или «предприниматель» звучало как приговор. Да еще и с конфискацией. А сейчас все стало доступно. Другое дело, что люди не способны справиться с открывшейся свободой. Ну что ж. Медленно, постепенно будем втягиваться в новую жизнь.

Варвара Серафимовна отрицательно покачала головой:

— Я так не думаю. Порою мне кажется, что весь мир летит в пропасть. Вот взять хотя бы наш дом. Вы же сами заметили, что из жильцов остались лишь мы с вами. А некогда это был один из самых шумных и веселых домов на Старом Арбате. Большие семьи. Вместе жили. Вместе справляли праздники. Вместе грустили и радовались. А нынче? Куда делись Васильчиковы? Почему съехал последний из Массальских? Семенихины, пока я была во Флоренции, за бесценок продали свои апартаменты, а это, заметьте, самая большая квартира в нашем доме, и съехали куда-то в Монте-Карло. А Коробков? Вы, кстати, были у Василь Васильевича?

Она посмотрела на Артема столь требовательно, что ему стало ясно: надо сказать все. Павлов вздохнул и положил свою руку на ее морщинистую ладошку.

— Варвара Серафимовна, новости грустные. Василий Васильевич… он… в общем, его нет больше.

— Ну, конечно, — засверкала глазами старушка. — Вы же сами дали мне его новый адрес на Рублевке. Его собственная квартира опечатана, а Вася — в этом жутком бараке!

Артем покачал головой:

— Вы не поняли. Коробков умер. Я ездил туда, но когда я его нашел, было уже поздно. Он умер тихо. Лег в кровать и не встал. Так я его и нашел. Потом приехала милиция. Участковый. Все оформили.

— Когда же это все случилось? Вы не знаете, когда похороны?

Варвара вдруг засуетилась, ее лицо стало сосредоточенным, а руки задвигались, словно искали что-то. Она то вставала, то снова садилась. Павлов подхватил ее под руку и попытался усадить за стол.

— Не волнуйтесь. Его уже похоронили. Родных не было. Никого не нашли. Я оставил немного денег на отпевание и похороны. Не знаю, был ли он крещен, но в любом случае все должны были сделать по правилам. Извините, что сразу не сказал. У меня и так каждую неделю похороны. Да и с работой полный завал. А еще ведь и меня чуть не выселили… вы знаете?

Соседка, похоже, пришла в себя и теперь кивала головой в такт словам адвоката:

— Да-да. Нет. Не слыхала. А кто вас хотел выселить? Неужто этот безухий?

Услышав об одноухом, Павлов аж подпрыгнул на стуле, вцепился в руку соседки и затряс ее.

— Какой безухий? Варвара Серафимна! Кто? Где вы его видели? Почему?

Варвара Серафимовна приосанилась.

— Да, как же это? Я как из Флоренции приехала, сразу внимание на него обратила: весь день вокруг дома ошивался! Что-то вынюхивал. Попытался даже пройти в подъезд. Но это невозможно. Ведь я не пущу. Я его отлично разглядела. Коренастый. Лицо недоброе. Перекошенное. Лысый, как шар на балюстраде.