Капитан - Андрей Алексеевич Панченко

ты и сказал, на каждого кусок маскировочной сети одели и ветками обвязали.

— Лады, сойдёт пока — одобрительно кивнул я — пусть бдят. Судя по всему, с воздуха нас теперь не видно, но с воды и с земли могут обнаружить.

— На берегу если специально не залазить нас не найдут — уверенно заявил Иваныч — там болотце не большое дальше, и бомбили тут чего-то сильно, бурелом! Ну а с реки… будем наедятся, что у них тут пока катеров нет, всё же они только правый берег контролируют, им тоже на реку выходить опасно, сюда только дебилы сунутся.

— Вроде нас — дополнил Сидоренко.

— Ну таких как мы ещё поискать надо, такие похоже все тут собрались — возразил Иваныч, криво усмехнувшись.

— Ну и ладушки — облегчённо вздохнул я. Иваныч и Сидоренко только подтвердили мои выводы, а раз так думают сразу трое, значит шанс, что нас не обнаружат до ночи есть.

— Чего делать будем? — это Изя, через силу оторвавшись от своего ведра решил поучаствовать в разговоре.

— А у нас выбор большой? — хмыкнул Сидоренко — по реке только вниз или вверх, пути всего два!

— Ну по суше можно… — неуверенно высказался Изя, но тут же скукожился под моим взглядом.

— «Шторм» бросить предлагаешь?! Меня с него только вперёд ногами снимут! Да и потом, ты же понимаешь, что у нас не экипаж, а инвалидная команда! Куча раненых, некоторые тяжёлые, ты с ними идти по берегу собрался? Я не ходок, ты тоже, хочешь, чтобы тебя бойцы на руках несли?!

— Да я просто все варианты просчитать хочу — вымученно прошептал комиссар и тут же снова заревел в своё ведро как изюбр.

— Это не вариант! — отрезал я — будем прорываться в Онегу! Но не этой ночью. Нас будут ждать. Если не обнаружат, то ждём сутки, идём следующей ночью. Это как идеальный вариант, ну а если нас найдут… Всем быть готовым к немедленному отходу! Проверить все механизмы, боезапас, разбить всех людей на смены и посменно отдыхать. Пока всё. Рацию не починили?

— Да там фарш из ламп и проводов, не думаю, что у нашего «маркони», что-то получится, хотя он старается — высказался «дед». Хотя больше всего во время взрыва пострадала моя каюта и камбуз, радиорубке тоже досталось. Осколки прошили тонкие перегородки и стальные стены, кромсая хрупкую аппаратуру.

— У нас переносная рация есть — возразил я механику — с ней что?

— Батареи разряжены, как получили, так их и не трогали, чтобы их зарядить нужно запустить машину.

— Ясно. Балбесы! Когда вырвемся из этой жопы, ты с радистом у меня с этими батареями спать, есть и в гальюн ходить будете! Вот как раз, когда они нужны они нихрена не работают!

— Ну кто же знал, не нужны они были вот и не следили, наша вина — согласился стармех, ну а куда ему деваться, радист радистом, но за всю технику на борту отвечает он.

— Что там Ванька? — из всех тяжелораненых он меня беспокоил больше всего. Мы с ним на одном мостике несколько лет провели, он мне как родной.

— Живой пока. Осколок насквозь прошёл, как жив до сих пор не понятно… — не обнадёжил меня Сидоренко. Медика, я имею ввиду нормального, у нас нет, а кок только перевязать может, большего от него ждать не приходится.

— Тащите сюда финнов, попробуем поговорить.

Два финских артиллериста, что попали к нам в плен, капрал и младший сержант, были сильно помяты, но не ранены. Видимо ни один сапог и кулак пришёлся по их телам, прежде чем они попали ко мне на допрос. Сержант был молод, он явно не знал русского языка, так как родился уже после революции и обретения независимости Финляндией, он выглядел испуганным и подавленным. Капрал же явно был из мобилизованных, уже за пятьдесят, он смотрел на меня умными глазами, тихо шепча молитву на родном языке.

— Кто-нибудь разговаривает на русском? — в ответ тишина, они не отреагировали на вопрос.

— На немецком? Sprechen Sie Deutsch? — молчат.

— По ходу оба бесполезны — тихо и с улыбкой проговорил я, обращаясь к Грише, который выступил как конвоир, при этом краем глаза следя за пленными — выведите на берег и горло прорежьте, только тихо, шум нам не к чему.

— Так пленные же… — ошарашенно проговорил безбашенный хулиган, смотря на меня круглыми глазами.

— А нахрена они нам? Только людей отвлекать на их охрану. Действуй Гриша, если не хочешь пачкаться, то связать, камень к ногам и на дно! Они нам не нужны.

— Есть! — сквозь сжатые зубы проговорил боцман, сверкая на меня глазами полными гнева — только неправильно это командир…

— Выполнять! — рявкнул я. Бросив на меня последний, полный разочарования и брезгливости взгляд, боцман ткнул молодого финна в плечо, заставляя подняться. Молодой сержант растерянно крутил головой, явно не понимая, что происходит. А вот пожилой капрал ощутимо напрягся, как перед прыжком. Он меня понял, я уверен, и я остановил боцмана — Отставить! Ну что, финн, будешь говорить?

— Я говорить… — выдохнул сквозь зубы капрал.

— Так Гриша, молодого отведи назад, накормить, но глаз не спускать, а с этим товарищем мы побеседуем — повернулся я к Григорию, на лице которого читалась вся гамма чувств — от удивления, до осознания того, что я только что сделал.

— Итить колотить! Лихо ты командир! А я поверил! — восхищённо протянул боцман, заломив бескозырку на затылок — ну думаю, озверел совсем Гарпунёр, уже пленных топить приказывает!

— Вали нахер Гриша от греха подальше! Ты, когда уже устав выучишь биндюжник малахольный! Чуть весь план киту под хвост не спустил! Скройся с глаз — чудовище!

Когда за боцманом закрылась дверь, я уставился на связанного капрала, до которого тоже дошло, что его развели как маленького ребёнка. Вид он имел раздосадованный.

— Как тебя зовут я знаю, твою воинскую часть тоже. Мне это не надо. Я не буду просить тебя выдавать страшные военные тайны и целовать на коленях советский флаг, но на несколько вопросов ты мне всё же ответишь. И поверь, в отличии от своего боцмана, я без колебаний пущу тебе пулю в лоб! И так, первый вопрос. Вы именно нас ждали на берегу, или всё вышло случайно?

— Ждать красный пароход, передать по телефон — немного подумав ответил капрал.

— Сколько было пароходов и барж вам сказали?

— Один — твердо ответил пленный, немного приободрившись.

— Жить хочешь? — неожиданно перевёл я тему.

— Все хочешь — не стал врать пленный, опустив голову.

— И я хочу! Все мы тут этого хотим. Не подумай, я тебе не угрожаю, хотя если придётся, рука моя не дрогнет. Только дело тут в другом. Если нас обнаружат, никто не будет смотреть, есть ли на корабле финские пленные или нет, нас пустят на дно