Остров разбитых сердец - Лори Спилман

Девочка срывает с нее одеяло:

– Папе пора на работу. Давай шлеп-шлеп!

– Чего давать?

– Вставай быстрее!

Энни пытается сосредоточиться, но в голове туман. Она берет с тумбочки телефон. Девять? Не может быть! Хотя нет, может: судя по солнечному свету, который льется в комнату через стеклянную дверь балкона, утро наступило уже давно. Но тело, к сожалению, еще в другом полушарии и считает, что сейчас три часа ночи.

– Вот дерьмо! – вскрикивает Энни и закрывает рот рукой. Вскочив, она хватает со спинки кровати халатик. – Извини, Олив. Ты так не говори. Это плохое слово.

Девочка хватает ее за руку и тащит к двери:

– Папе пора на работу! Ты весь день проспала!

Энни вздрагивает, увидев Тома, который, похоже, действительно собрался выходить. Стоит у окна в джинсах и блейзере, глядя на экран телефона. Кожаный портфель рядом, на стуле.

– Доброе утро, – улыбается он, обернувшись. – Выспались?

Энни готова провалиться со стыда. Заправив волосы за уши, она пялится на свои босые ноги.

– Э-э… Да. Обычно я так долго не сплю. Извините. Я…

– Со мной всегда так бывает после перелета. Либо просыпаюсь среди ночи, либо до обеда хожу как зомби.

Энни улыбается. И как он всегда подыскивает именно те слова, которые нужны в данный момент?

– Теперь вы можете спокойно идти на работу. Мы тут вдвоем со всем справимся.

Олив подбегает к отцу и обхватывает его колени:

– Возьми меня с собой, пожалуйста, папочка! Не хочу с ней оставаться!

Том высвобождается и садится перед Олив на корточки:

– Милая, когда ты так говоришь, Энни обидно.

Он бросает взгляд в сторону и улыбается, как бы извиняясь.

– Ну и что! Она не моя мама!

У Энни щемит сердце.

– Знаю, – говорит она. – И поэтому тебе грустно. Я понимаю, что ты чувствуешь. – Энни скрещивает пальцы за спиной, как делают, когда собираются соврать. Чтобы помочь Олив пережить потерю мамы, ей придется говорить о Кристен как о мертвой. – У меня тоже умер близкий человек. Сестра.

Том поворачивается и смотрит ей в глаза:

– Энни, я вам так сочувствую!

Олив упрямо складывает ручки на груди, как будто не желает ничего слышать.

– Да, это так, – говорит Энни и мысленно прибавляет: «Кристен, прости!»

Том встает:

– Я пойду, а вы поговорите. На столешнице карта, где я отметил места, которые вам, наверное, будет интересно посмотреть. Там же лежит кредитка. Если найдется время, вы могли бы зайти на рынок. Олив знает дорогу.

– Не оставляй меня с ней! – кричит девочка.

– Хватит, Олив. С Энни тебе будет весело.

– Не будет! – она плюхается на пол, разражаясь театральными рыданиями без слез.

Том открывает дверь:

– Мой номер вы знаете. Если что, звоните. Удачи.

Он целует Олив в макушку, кивает Энни и выходит.

– Вот дерьмо! – бормочет она себе под нос.

– Я все слышу! – говорит девочка и бежит в свою комнату.

Энни стучится в закрытую дверь:

– Солнышко…

– Уходи!

К счастью, замков на внутренних дверях нет. Энни входит в комнату и садится на пол рядом со своей подопечной:

– Хочешь секрет?

Олив, даже не взглянув на няню, продолжает играть волосами веснушчатой куклы.

– Моя сестра попала в аварию, как и твоя мама, – продолжает Энни и снова скрещивает пальцы, надеясь, что ее ложь окажется во благо. – Я понимаю, как ты себя чувствуешь: ты злишься, тебе грустно и одиноко.

Олив перестает играть:

– Ее машина разбилась?

– Нет. Поезд.

К глазам Энни подкатывают слезы, но ей удается, не расплакавшись, в самых общих чертах рассказать о катастрофе.

Олив впервые за все это время поднимает глаза:

– Твоей сестре было больно?

Энни слабо улыбается:

– Нет, нисколечко. Она ничего не почувствовала, как и твоя мама. Просто заснула и не проснулась.

– Ее забрали на небо?

Видимо, Том хочет, чтобы девочка в это верила.

– Да, Крисси сейчас среди ангелов. Вместе с нашей бабушкой.

Несколько секунд Олив размышляет, потом ее личико проясняется:

– А они там дружат? Твоя сестра и моя мама?

Энни гладит девочку по щеке:

– Конечно. Я уверена. И они очень рады, что мы теперь тоже подруги.

– А вот и нет! Мы не подруги! И они не дружат!

«Опять спряталась в свой панцирь, – думает Энни. – Придется запастись терпением».

Впонедельник просыпаюсь оглушенная. На часах 7:43. Даже не помню, когда я в последний раз спала дольше шести. Накануне вечером я запаниковала, обнаружив, что у меня закончились таблетки. В ответ на мой вопрос, нет ли у нее снотворного, Кейт так вытаращила глаза, будто я попросила у нее цианистого калия.

– Рик, может быть, уже хватит пытаться заглушить боль? – произнесла она, подавая мне чашку дымящегося какао.

Глядя в зеленые глаза сестры, я думаю: она, вероятно, знает, о чем говорит. Кейт два года была замужем за Робертом Пирсоном, успешным чикагским ресторатором. Когда он решил, что ему пора стать отцом, она запрыгала от радости. Бросила пить противозачаточные, записалась к гинекологу. А через пять дней отменила запись: той «деткой», которая была нужна Робу, оказалась Стефани Бриггс – жизнерадостная двадцатилетняя барменша из его ресторана «У Леопольда». Через шесть месяцев у них родился малыш, назвали Робби. Кейт если и страдала, то виду не показывала. Развод прошел тихо. Она даже подарила Стефани и Робу красивую лошадку-качалку для мальчика.

Отказавшись от должности управляющей «Вудмонта» (самого преуспевающего из ресторанов бывшего мужа), восемь лет назад Кейт вернулась на остров. С тех пор у нее было еще два неудачных романа, а позапрошлым летом она встретила Макса Олсена. Делает вид, что у нее все хорошо, но я не очень-то верю.

Взяв кофе и подогрев в микроволновке булочку с корицей, иду в гостиную. За окном по-прежнему тепло. Видно, как из земли пробиваются ростки крокусов. Рядом со мной сворачивается в клубок кошка Люси. Почесывая ее за ушком, включаю ноутбук и ахаю: новое письмо от «чуда». Тема та же – «Пропавшая дочь». Дрожащим пальцем открываю сообщение: «Иногда жизнь требует, чтобы мы изо всех сил удерживали то, чем дорожим. Но чаще нам приходится отпускать любимых».

Записку с такими словами мама положила мне в портфель в тот день, когда ветеринар усыпил нашего кокер-спаниеля Джози. А я написала это в книжечке Энни после того, как она перешла в новую школу на Манхэттене, расставшись со старыми бруклинскими друзьями.