Королева красоты Иерусалима - Сарит Ишай-Леви

– Есть хорошее местечко на улице Шабази, напротив школы «Альянс». Как думаешь, может, откроем здесь еще одну лавку?

Габриэль взвесил это предложение. Что ж, пусть Леон и Лейто продолжают работать в лавке в Иерусалиме, а он с женой и дочкой переедет в Тель-Авив. Может быть, так – надеялся он – удастся смягчить мамино сердце.

Семья перебралась в Тель-Авив и поселилась в маленьком домике на улице Ха-Яркон, откуда до Шабази было рукой подать. Лавка, которую они открыли, очень скоро из деликатесной превратилась в бакалейную. Вместо деликатесов там продавались самые простые товары первой необходимости. Жители улицы Шабази не могли позволить себе покупать деликатесы.

Завоевать расположение матери Габриэлю тоже не удалось. За все время, что он жил в Тель-Авиве с женой и дочерью, она не перешагнула порога их дома ни разу, хотя он постоянно приходил домой к сестре и приводил с собой хорошенькую дочурку. Но, по крайней мере, хоть на нее Меркада не злилась, она даже играла с ней и угощала сластями.

Роза ненавидела каждую минуту, проведенную в Тель-Авиве, и мечтала вернуться в Иерусалим. Как-то она даже осмелилась сказать своей золовке Аллегре:

– Мне так не хватает иерусалимского воздуха! Я не могу дышать воздухом Тель-Авива, тут только пыль, да пески, да верблюды, нету мочи. Я так скучаю по Иерусалиму, по рынку Махане-Иегуда, по своим соседкам в Охель-Моше. А еще море… Пугает меня это море: в него можно войти, а обратно, не про нас будь сказано, уже не выйти.

В отличие от Розы, Габриэль любил этот белый город, окруженный песками. И хотя лавка на улице Шабази не приносила дохода, на который он рассчитывал, он не готов был так легко сдаться и продолжал бороться. Буду держать лавку, пока она не начнет процветать, решил он.

Чтобы выжить, пришлось уволить единственного работника, и теперь Габриэль был вынужден сам ездить каждый день на велосипеде из Неве-Цедек в Яффо – закупать у арабов продукты. Это ущемляло его достоинство и стало последней каплей, переполнившей чашу. При первой же возможности он продал свою долю Элиэзеру и уже был готов вернуться с семьей в Иерусалим. Но именно тогда в Эрец-Исраэль вернулся Нисим, брат Розы, бежавший в Америку во времена турецкого мандата, и сделал Габриэлю очень соблазнительное предложение. – Самое успешное дело в Нью-Йорке сейчас – это салоны чистки обуви, – сказал он Габриэлю. – Арендуем большой магазин, наймем нескольких чистильщиков, и пусть чистят туфли джентльменам.

Габриэль тоже был джентльменом и щеголем, он любил сверкающие как зеркало ботинки, и такая идея привела его в восторг. Роза не разделяла энтузиазма брата и мужа, но не смела встревать. И Габриэль решил остаться пока в Тель-Авиве. Они с зятем сняли большой магазин на улице Нахалат-Биньямин, посадили там десять чистильщиков обуви и стали ждать первых клиентов. Однако уже через неделю стало ясно, что затея провалилась. В отличие от Нью-Йорка, в Тель-Авиве не нашлось достаточно клиентов, готовых заплатить за чистку обуви такую высокую цену – вдвое больше, чем брали уличные чистильщики. Даже большой потолочный вентилятор, призванный хоть немного охладить пылающий жар тель-авивского лета, не привлек клиентов, и месяц спустя салон чистки обуви закрылся. Габриэль потерял на этом много денег, а его зять чудом спасся от банкротства и вернулся в Америку.

Усталый, подавленный и разоренный, Габриэль с женой и дочерью вернулся в Иерусалим, в свой дом в Охель-Моше, который стоял пустой и дожидался их возвращения, – и там обнаружил, что «Рафаэль Эрмоза и сыновья. Деликатесы» уже не преуспевающее заведение, что лавка находится на грани банкротства. С болью в сердце Габриэль уволил Леона и выгнал Лейто, который оказался никудышным бухгалтером. Вдобавок он, как шептались досужие сплетники, обкрадывал Габриэля без зазрения совести.

Габриэль снова встал за прилавок и попытался вернуть лавку в прежнее состояние. Но хорошие времена, похоже, миновали. Доходы были мизерными, лавка зачастую пустовала – ни покупателей, ни товара: если касса пуста, не на что его купить.

И тут случилось чудо, вернувшее лавке ее былую славу, и она снова стала процветать. Британские солдаты, размещенные в иерусалимских военных лагерях, обнаружили «Рафаэль Эрмоза и сыновья. Деликатесы» и стали покупать там разные сорта чая (в основном английского, который напоминал им о доме) и сухое молоко со вкусом сливок в коробках. Роза, научившаяся готовить в английских домах, где убирала, стала делать запеканки, напоминавшие британским солдатам материнскую стряпню; особенно любили они пирог, начиненный почками и требухой. Еще Роза жарила для них рыбу. Они просили у Габриэля фиш энд чипс, но жарить картошку он отказывался и вообще недолюбливал англичан. Впрочем, любовь любовью, а бизнес есть бизнес, так что благодаря «проклятым англичанам» положение улучшилось, и Габриэль мог быть доволен.

Луна играла во дворе в куклы. Две из них Габриэль привез из своей последней поездки в Бейрут. Уезжая по делам в Ливан или в Сирию, он всегда возвращался нагруженный подарками для своей любимицы – маленькой Луны. И только изредка он привозил подарок Розе. Он ни по кому не тосковал вдали от дома, да и по лавке не скучал. Но когда он думал о Луне, его сердце начинало биться чаще. Как он скучал по своей малышке, по ее кудряшкам, по ее зеленым глазам, слегка раскосым, как у китаянки, по ее вздернутому носику, белоснежной коже и заливистому смеху! Как ему хотелось прижать ее к себе, обнять – но осторожно, чтобы, не дай бог, не повредить ее косточки от избытка любви. Луна, его девочка, его любовь, вернувшая ему жизнь после того, как он уже от жизни отказался…

«Боника, баста», – щебетала девочка, подражая матери, когда та на нее сердилась. Она сидела на низенькой лежанке с куклой в руках, кормила ее, тыча ложкой в глаза вместо рта, потом вынимала из коляски другую куклу, лепетала ей ласковые и нежные слова – такие, как шептал ей отец на ухо; слова, которых она никогда не слышала от матери.

– Нет у меня уже сил, – жаловалась Роза соседке Тамар. – Эта малявка готова болтать со своей куклой часами, лопочет и лопочет, рот не закрывается, зову ее в дом – не слышит. Что мне делать с этой девчонкой? Она никогда меня не слушается!

– Ну что ты хочешь от ребенка? – отвечала Тамар. – Скучно бедняжке, пора уже родить ей братика.

И Роза вздыхала. Что она может сказать соседке? Что с тех пор, как два года назад умер ребенок, который родился после Луны, Габриэль не ложился с ней в постель ни разу? И что они спят в разных углах комнаты?

Как сказать Тамар, что муж и не смотрит в ее сторону? Что он ее в упор не видит? Что единственное существо, которое его интересует, это Луна, а она, как назло, все делает точь-в-точь как отец: она тоже не видит Розу, не слышит ее, не разговаривает с ней. Только с отцом она смеется, только отца целует, а ее, Розу, отталкивает. Даже когда Роза, пусть и очень редко, пытается ее обнять, взять на руки, как это делают все матери, – эта девочка уворачивается, выскальзывает у нее из рук.

– Чтоб вы с Габриэлем были здоровы, вы растите девочку как принцессу, – говорит Тамар Розе. – Если не родите ей братика или сестру, вырастет она у вас капризная да балованная.