Бронзовое облако - Анна Данилова

– Машенька, веди себя тихо, как мышка. С Германом беда. Не знаю, жив ли он, но у нас были очень сложные съемки… Он ушел с камерой очень далеко от лагеря и не вернулся…

– А зачем адвокат?! – невольно вырвалось у нее. Они стояли уже на пороге, где все никак не могли распрощаться. – Что с ним стряслось? Его арестовали?

– Успокойся. Адвокат едет со мной просто как турист. И его присутствие никак не связано с делами Германа. Да, и вот еще что. Даже не пытайся связываться с Женей. Все это слишком серьезно!

– Так, значит, все-таки не львы? – Маша уже почти плакала. – Значит, и ей надо вести себя как мышка? Вы там что-то не поделили, и теперь нам, вашим женам, надо кого-то опасаться? Может, мне поехать к маме в деревню? И спрятаться там?

– Не преувеличивай.

Сергей уехал на целых два месяца, но, в отличие от исчезнувшего Германа, часто звонил, успокаивал ее, говорил, что любит, что мечтает о встрече, что же касается Германа, то его пока не нашли, даже его костей, он так и сказал… Но она понимала, что он говорит так на тот случай, если телефон прослушивается. Она была уверена, что тот опасный бизнес, которым занимались ее муж и Герман, связан не только с теми людьми, которые окружают их там, в Йоханнесбурге, но и с теми, кто покупает алмазы в России, и тот факт, что они так долго не попадались, указывает на то, что у них есть влиятельные покровители в Москве и что эти люди заинтересованы не меньше Сергея с Германом в их безопасности, в благополучном исходе каждой поездки. И вот теперь что-то в этой брильянтовой цепи нарушилось, сломалось одно звено, и теперь все, кто был замешан в этом деле, насторожились, притихли, а кто-то, возможно, уже успел исчезнуть, сбежать за границу, прихватив с собой пачку самых разных международных кредиток, а кто-то покупает билет туда, где можно тихо и спокойно переждать тяжелые времена. В то, что Герман попался именно на алмазах, что его не сожрали львы, Маша уже нисколько не сомневалась. И теперь ее подзабытое желание встретиться с Женей, женой исчезнувшего Германа, превратилось из простого каприза, любопытства в навязчивое желание встретиться с ней хотя бы из чистого эгоизма: а вдруг Женя знает об их с Северцевым деятельности куда больше, чем сама Маша? А что, если Женя вообще в курсе всего? Настроения ее менялись – то она хотела поговорить с Женей как с источником важной для нее информации, касающейся деятельности ее мужа, то ей просто хотелось посочувствовать ей и сказать, что в случае чего Женя всегда сможет на нее, на Машу, положиться.

Среди бумаг мужа она все-таки раскопала номер домашнего телефона Кропоткиных и позвонила. Но по характерным гудкам она поняла, что либо телефон отключен, либо Жени просто нет дома. Спустя полчаса она позвонила еще раз, потом еще… Так она и звонила до тех пор, пока не поняла, что звонить бесполезно, да и вообще по телефону будет не так-то легко объяснить, кто она и зачем ей понадобилось встретиться с Женей. Понимая, что она нарушает все запреты мужа, Маша все равно собралась и поехала. Нашла нужный дом, поднялась и позвонила в дверь. Массивная, красивая дверь, украшенная золоченой табличкой с номером квартиры. Под красное дерево, а внутри – три слоя тяжелого металла, масса замков и прочих устройств, служащих обеспечению безопасности. Она звонила долго, но ей так никто и не открыл. На звонки вышла соседка, скучающего вида девица с сигаретой во рту, сказала, что хозяйки нет, что она в больнице, что у нее муж пропал, вот она и заболела, загремела… Маша спросила, что с ней и с каким диагнозом она находится в больнице, но соседка не знала. Сказала, что вроде бы что-то с нервами. Маша вернулась домой в подавленном состоянии, представив себе всю полноту отчаяния, охватившего молодую женщину, о которой она вот уже довольно длительное время постоянно думала и даже переживала за нее. Она понятия не имела, от кого узнать, где именно, в какой больнице лежит Женя, да и спросить было не у кого. Тогда она решилась и приехала через несколько дней еще раз. Позвонила, понимая, что визит холостой, что и на этот раз, вероятно, дома никого нет, как вдруг услышала какие-то шорохи за дверью… Потом замогильный голос спросил: «Кто там?»

– Меня зовут Маша, я жена Сергея Северцева, – ответила она поспешно, словно кто-то там, за стеной, может передумать и снова отойти от двери, исчезнуть, раствориться. Ей казалось, что фамилия ее мужа послужит для брошенной и забытой всеми Жени паролем. И она не ошиблась.

– Я сейчас… – За дверью, где-то совсем близко, раздались металлические торопливые щелчки. – Подождите…

Наконец дверь распахнулась, и Маша увидела перед собой опухшую ото сна худенькую, болезненного вида девушку.

– Вы точно Маша Северцева? – спросила та, разглядывая ее большими темными глазами. Видно было, что она нездорова, под глазами залегли темно-синие круги. – У вас есть с собой какой-нибудь документ?

– Есть, водительское удостоверение вас устроит?

Маша засуетилась, доставая из сумочки документы. Протянула Жене. Та мимоходом взглянула и впустила ее в дом.

– Проходите. Вы не представляете, как же долго я вас ждала…

Он еще раз внимательно просмотрел список и ужаснулся:

«Разослать приглашения на бал:

Борисов Иван Михайлович

Овсянников Семен Александрович

Сперанский Ефим Данилович

Юдина Елена Дмитриевна

Васильева Ирина Вячеславовна

Савина Лариса (Закревская Ольга)

Кислова Екатерина Станиславовна».

Потом остановился возле рояля и похлопал пианистку по плечу:

– Вот что ты все время молчишь? Разве тебе нечего мне сказать? Или рассказать? Как все было? Кто стрелял по приглашенным? По этим мужчинам и женщинам? И неужели все было настолько серьезно, как описала в своей книге эта Лариса, чтобы я смог вот так, в очередь, убить всех этих нарядно одетых людей? Но если я так сделал, это свидетельствует только об одном: ты мертва, Женечка. Я понимаю, что твоя смерть на чашке весов перевешивает гору трупов, ты понимаешь, о чем я? Что этих мертвецов недостаточно, чтобы уравновесить ту потерю, то горе, что обрушилось на меня… Но разве можно смертью мстить за смерть? Хотя – а как же иначе? Ты бы сказала хотя бы слово… Да нет, я все понимаю, что это не ты, что это лишь кукла, причем нелепая, с этим париком, нахлобученным на гипсовую или пластмассовую голову… Но все равно, кто-то, возможно, я сам, принес тебя сюда, посадил за рояль и заставил делать вид, будто бы ты играешь… Зачем все это? Что это символизирует?

Послышался шорох. Герман обернулся, листок выпал из его рук и плавно опустился на ковер. В нескольких шагах от него стоял Сергей.

– Ты испугал меня. Тебе тоже не спится?

– Да сколько же можно спать?! Мы встали поздно, обедали рано, я пытался уснуть, но не смог… Не так-то это просто – не думать о трупах, об этих всех смертях и, главное, о последствиях… Может, все-таки рискнем и двинемся в сторону трассы?

– Мне думается, что мы должны реанимировать телефоны, попытаться дозвониться…