Каблуки в кармане - Этери Чаландзия

Должна сказать, что одеться на выход одновременно уместно и удобно практически невозможно. Нет, конечно, есть счастливые женщины, которые по дому порхают на шпильках, но наукой уже доказано, что в кроссовках удобнее. Правда, другой наукой с не меньшей убедительностью доказано, что ковровые дорожки рвет от спортивной обуви, и вас не тронут, только если вы черный рэппер с золотым зубом. Но, когда у человека на голове намотаны женские колготки, кроссовки на ногах не вызывают никаких вопросов. Эти ребята возвели безвкусие в стиль и попутно так накачались в спортзалах, что все критики посмотрели на их золотые фиксы и колготки, согласно кивнули и отправились костерить бедного лебедя госпожи Гудмундсдоттир.

Конечно, вы по привычке будете чувствовать себя человеком в любимой пижаме и, когда полсотни фоторепортеров обрушат на вас шквальный огонь своих фотокамер, только встряхнете вихрами и улыбнетесь. Вполне возможно, вы улыбнетесь, когда все то же самое произойдет с вами и на десятисантиметровых каблуках и в декольте, но, уверяю, забот у вас в таком случае прибавится. И не факт, что от вашей улыбки «станет всем светлей».

Женщины вообще в большинстве своем относятся к себе серьезнее, чем надо. Особо искушенные, заметив нацеленную на них камеру, тут же принимают подобающую позу, встают в три четверти, втягивают живот, отставляют ножку и надувают губки. По первости это озадачивает. Только что вы разговаривали с практически нормальной девицей – кукушкино гнездо из красного пера на голове не в счет – и вдруг на полуслове ее разбивает паралич, лицо каменеет, и она почему-то начинает призывно смотреть на колонну за вашей спиной. Вы в недоумении оборачиваетесь, а потом обнаруживаете на снимке в журнале – сногсшибательную цыпу безупречного вида и потрясенный гиббон с вытаращенным глазом.

Всё то же самое бывает еще интереснее, когда вашим собеседником оказывается мужчина. Однажды я стояла рядом с человеком, который говорил: «Быть… надо всегда… синее… думать… может получиться… зачем это и вообще… нам кажется… пластиковые стаканчики… литиевые батарейки… первый, первый, я ромашка…» Это так забирало, что самостоятельно отойти я была не в состоянии. Не отрываясь, я смотрела ему в рот, пока не появился любимый и не оттащил меня в сторону. В результате на свет появился снимок – сногсшибательный лорд с одухотворенным интеллигентным лицом и я – потрясенный гиббон с вытаращенным глазом.

Но – не будем преувеличивать и будем великодушны. Люди, даже взрослые, – всегда дети, а всем детям нужен праздник. Особенно если они актеры и три последних месяца совали голову в песок или ползли по хребту в снегах Килиманджаро, воплощая в жизнь очередную идею гениального режиссера. И режиссеру тоже было непросто, потому что не так совали и не туда ползли. И от бороды оператора только позавчера отодрали примерзшую вечным льдом камеру. И директор с утра неудачно стрелялся, обнаружив окончательную цифру расходов…

Так что теперь всей этой полуживой компании просто необходимо встряхнуться. Прошвырнуться павлинами перед исходящими слюной фотографами и фанатами, показать всем, что и жизнь удалась, и костюмчик прекрасно сидит, а потом упасть в кресло и дрожать до конца сеанса, прислушиваясь к сопению критиков.

Что ж, у такого потрясающего явления, как кино, тоже должна быть своя обратная сторона. Почему бы и нет, особенно если она такая забавная и нарядная. Другое дело, когда толпы людей собираются на открытие по случаю создания новой модели кофеварки! Но здесь вступают в силу уже совершенно другие аргументы…

Мне всегда казалось, что фотографией увлекаются люди с плохой памятью. Они сентиментальны, но забывчивы. Поэтому стремятся каждое новое впечатление зафиксировать на пленке. Пройдет время, они встряхнут своим фотоальбомом, тут же «…в туманной памяти виденья оживут…», и опять все повторится – рассвет над Эйфелевой башней, падение в пруд, правое крыло лебедя, уносящего ноги из этого пруда, перекошенная морда сторожа, не вовремя проявившего интерес к происходящему, и так далее, вплоть до полицейского участка и консульского отдела в отечественном посольстве…

С одной стороны, в этом всём правда есть что-то страшно романтическое. С другой, особенно если вы четыре часа кряду сидите в засаде под дождем, с объективом размером с вашу ногу, и караулите, когда покакает лохматый голубь из семейства красноперых – в этом нет ничего не только романтического, в этом вообще мало чего нормального. Однако, добыв, наконец, заветный кадр, возможно, вы возликуете и понесетесь в свою контору. Там вам отвалят несопоставимые с ценностью голубиной какашки деньги, на которые вы купите еще более мощный объектив и в следующий раз устроитесь в засаде, мечтая заснять улыбку личинки, вылезающей из той самой какашки.

Если все происходит таким или примерно таким образом, скорее всего вы – профессиональный фотограф. Если нет – маньяк, больше жизни любящий птичий помет и звук щелкающего затвора фотоаппарата. Лично я нахожусь где-то посередине. Я не всегда живу на деньги, вырученные от проданных снимков, но могу целый день провести, баюкая свой фотоаппарат.

Мне кажется, такая страсть проснулась во мне от лени. Когда-то я много рисовала, позже любовь к кисточкам поутихла, а потом я обнаружила, что с помощью изобретения, преобразовывающего свет в изображение, даже не выходя из дома можно получить желаемое – красивую картинку. Попервости не все разделяли моих представлений о чудесном. Оно и понятно, поскольку я снимала буквально все, что попадалось мне на глаза и под руку и к тому же не могла расстаться ни с одним из сделанных снимков.

И угол дома, и случайно попавший в кадр рукав гидранта, и чья-то спина, по которой даже не определить, мужская она или женская, и смазанный хвост уносящей ноги кошки, и слюна, капающая из пасти догоняющей ее собаки, – все это по непонятным причинам было страшно дорого моему сердцу. Снимки складировались везде. Любимый вместо пары носков доставал из шкафа фотографии чужих столовых приборов. Назревал кризис. Я попробовала по привычке использовать превентивные меры и наехать первой за то, что по его вине я два дня протирала лицо полотенцем, которым он месяц полировал фары своей машины, но поскольку сыпь со щек уже сошла, я решила не торопиться. Любимый даже не догадывался, чего будет стоить его необдуманное раздражение.

На следующее утро первое, что он увидел, разлепив глаза, было дуло моего фотоаппарата. «…твою мать…» – с удивлением произнес он, пока я фиксировала процесс пробуждения в человеке зверя. Однако в целом он держался довольно хорошо и долго. Мне показалось, что первое время ему даже нравилось, когда я выпрыгивала на него из-за угла и с криком: «Ага! А это кто тут у нас?» начинала снимать его шнурки и брови. Коллекция снимков, появившаяся на свет в результате моего энтузиазма и его терпения долгое время хранилась за двадцатью замками в месте, о котором не знал даже любимый. Там были страшные кадры. Мужчина, поедающий кусок мяса, судя по виду, оторванный от какого-то другого мужчины. Мужчина, вернувшийся домой с работы и, скажем так, несколько удивленный тем, что вместо обеда его встречает женщина с «ружьем». Мужчина, не нашедший с утра двух одинаковых носков, зато опять обнаруживший женщину с аппаратом. Были несколько особенно удачных кадров, когда любимый открывал шкаф, а оттуда на него вместо галстуков вылетало… правильно… все то же самое. Даже когда утомленный человек желал уединиться в местах индивидуального пользования, ему и там не было покоя, и в самовольно проделанную щель в дверь опять лезла его фея с пушкой.