Ольф. Книга третья - Петр Ингвин

о целях. Вместо «Цели», где моя цель торчала на виду, как вчера у Маши рыжий хвост между ног, я отослал Любе новую зарисовку, написанную специально по случаю, возвышенную и пафосную, где превозносилось лучшее из чувств:

«Самая-самая»

«И ныне многими признаваемый авторитетом герр Шопенгауэр в свое время написал: "Женщина – своего рода промежуточное состояние между ребенком и мужчиной". Наверное, что-то в этой мысли есть. Что-то. Но не больше. Больше – лишь для тех, кто женщинами пользуется под предлогом, что любит их, но никого не любит по-настоящему. Просто потому, что не умеет. Не знает, как это – любить с большой буквы. И совершенно не хочет узнать. Иначе придется выбрать: Она, любимая и желанная, ради которой можно и надо бросить все – и остальной мир с его развлечениями и возможностями на другой чаше весов.

У большинства мир перевешивает. Я их понимаю – логикой, на которую пока не жалуюсь. А им меня не понять. Меня поймет только такой же неразумный и верящий в нечто высокое, как я сам. Ура или увы, но мне выпала великая честь представлять в скучно-продажном мире, где продают не только любовь, но и самих себя, другой мир. Мир людей, которые знают, для чего живут. Для кого живут. И знают, как жить дальше. И, споря с вышеуказанным господином-для-многих-авторитетом-во-всем, я скажу, что как раз-таки мужчина завис в промежуточном состоянии между ребенком и женщиной. Не зря же, как говорит Писание, Господь создал сначала мужчину, а уже потом, потренировавшись и учтя недочеты, женщину – как полностью совершенное творение. (Это, конечно же, не по Библии, но почему-то хочется думать так). Именно мужчина, подобно неразумному дитю, гоняется сразу за несколькими солнечными зайцами, это он из всех домашних животных за пример считает не собаку, славящуюся преданностью, верностью и готовностью в любой момент отдать жизнь за своих, не птичку, невзирая на обстоятельства поющую даже в клетке, и даже не кошку, которая хоть и погуливает, но зато так здорово потом ласкается и мурлычет. Нет. Он берет пример с кроликов.

Я не хочу быть кроликом. Значит ли это, что я не мужчина?

Вопрос этот – риторический. Потому что я готов доказать обратное в соответствующей ожесточенно-жаркой дискуссии, после которой придется чинить мебель и одежду. Но… только с той, кого выбрал. Кем восхищаюсь. Кого воздвиг на пьедестал.

"Находя богатство, теряешь совесть. Находя женщину, теряешь рассудок. Находя истину, теряешь веру. Находя власть, теряешь честь. И только потеряв все, ты обретешь свободу". Красиво сказано, и похоже на правду, но, как в любой слепленной из слов наболевше-вымученной мудрости, здесь истинность и глубина тоже подменены красивостями и обобщениями, из каждой части есть множество исключений, а о правдивости и кажущейся несомненности вывода и говорить не приходится: кто жаждет стремиться к обещанной свободе без совести, без рассудка, без веры и чести? Не хочется мне такой свободы. С некоторых пор мне вообще не хочется свободы, устал я от нее. Жестока и своенравна она, не говоря о том, насколько тупа и накладна. Да, многообразна, предлагая мириады возможностей, но единовременно больше одного пути не пройти. Выше головы не прыгнуть. Дальше собственной фантазии не заглянуть и, соответственно, ничего не испытать. Так зачем же нужна эта чисто фигуральная свобода, если вся она, как стальная конструкция, слепленная ребенком из деталей конструктора, состоит из жестких ограничений? Причем, наползающих одно на другое, грозящих снести голову и переломать ноги. Испоганить день сегодняшний и не устроить будущий.

Потому мой девиз (и вообще смысл жизни) – любовь. Никак не свобода.

А любовь моя – к тебе. Желанная моя. Долгожданная. Прекрасная. Несравненная.

И желания мои – как в древней песне: "Отведать бы вина цвета твоего румянца – и опьянеть. Твои груди – как небесный рай, проникнуть бы туда и нарвать яблок. Лечь меж них – и заснуть. А потом отдать душу ангелу смерти – пусть приходит за нею".

Именно так. Без раздумий.

Любимая, ты – моя самая желанная женщина.

Боже, что я говорю?! Это не то, что хотелось сказать. Я повторил избитый штамп, причем, как мне кажется, избитый не зря. Самая – значит, лучшая из многих. Бррр, ну и подтекст у выражения. А если бы ты поведала мне, что любишь меня больше всех, имея в виду, что в очереди неизвестной длины я оказался на первом месте, но что влечет тебя ко всем, а я среди них главный – устроило бы меня такое? Нет, категорически и бесповоротно. Ни очередь, большая или маленькая, ни даже единичное наличие приниженного и второстепенного, но все-таки существующего конкурента недопустимо. Нет других мужчин, среди которых я был бы "самым-самым", как нет и не будет других женщин, среди которых можно быть "самой". Это аксиома. Если рухнет она, обрушится жизнь. По мере возможности я буду отсекать двусмысленности, они ведут не только к непониманию, но и к черепно-мозговой душевной травме. Отныне мой разум стоит на посту, но если сквозь заграждение, одурманенное чувством к тебе, прорвется очередной штамп – прости. Надеюсь, ты поймешь, что именно я имел в виду, без подоплек и намеков.

В моей жизни есть только ты. И будешь только ты. Единственная. Неповторимая. Вот те очки, через которые следует читать мной написанное и слышать мною произносимое, тогда ошибки не будет.

Говорю я – о тебе. Думаю – о тебе и только о тебе. Дышу и живу – тобой. Мечтаю – о тебе. Жажду – тебя. Ты мой мир. Мое Солнце. Моя радость. Моя любимая. Лучшая в мире. Такая, каких не бывает. Ты – мои восходы и закаты, мой редкий лед и частый жар. Ты вечная муза моих бесстыдных фантазий, дотягивающихся до тебя всем, чем можно дотянуться, когда ты рядом, и хотя бы мыслями и разгоряченным воображением, мучающим меня искушающими наваждениями, когда ты далеко. В общем, ты – это ты. Точка».

По телефону я сообщил Любе, что теперь в соседней комнате живет моя тетя Маша, одна из наследниц квартиры. Я ждал вопроса, сколько лет тете Маше, но Любу волновали мои удобства:

– Это не помешает тебе заниматься?

Из моих родственников она знала только родителей, знакомство с остальными было делом будущего. Зачем знакомить с теми, с кем я сам не вижусь, а с многими даже не знаком лично?

– Никаких неудобств, – сказал я. – Она все время на работе, мы с ней практически не пересекаемся.

Жаль, что пришлось обмануть, но сказать правду