Пятьдесят оттенков темноты - Барбара Вайн

— Дедушка и бабушка были настоящими ангелами, — говорила она, — и жизнь с ними казалась истинным блаженством. Иногда я лишь пугалась мысли, что меня заберет отец или что я вообще могла не родиться. Знаешь, что сделала бабушка сразу после моего приезда, в первый же вечер? Купила двух сиамских котят в корзинке и сказала, что их мама тоже умерла и что они очень расстроятся, если я не разрешу им спать в моей постели.

Когда в следующий раз я назвала Веру тетушкой, она смущенно заметила, что «тетя» звучит лучше. Не попробую ли я теперь называть ее тетей Верой, поскольку «тетушка» — это несколько вульгарно. Моя первая успешная попытка была услышана Фрэнсисом и чрезвычайно обрадовала его. Он начал опускать окончания во всех словах, доводя Веру до истерики.

За завтраком:

— Большое спасибо. Я больше не хочу коф. Сегодня не приносили почту? Полное безум, — и так далее.

Вера заламывала руки.

— Зачем ты это делаешь? Зачем ты меня мучаешь?

— Избегаю вульгарност люб ценой.

В результате я вообще перестала как-либо называть Веру.

Во время визита в Сток я подслушала, как она признавалась Хелен, что хотела бы иметь еще детей. Слово «подслушала» не означает, что я пряталась за дверью или занавеской, хотя, осмелюсь признаться, была вполне способна на такой поступок, — просто они знали о моем присутствии, но Вера, по всей видимости, считала меня слишком глупой, чтобы понять, а Хелен было все равно. Или, перейдя на шепот, они считали, что мне ничего не слышно. Наверное, именно так вели себя влюбленные в Викторианскую эпоху, находясь в большой комнате вместе с дуэньей.

Это случилось до того, как мама рассказала мне историю о пропавшем ребенке, Кэтлин Марч, до того, как я узнала, что Вера просто обожала маленькую сестру, когда была подростком. Я очень удивилась, услышав, что Вера любит детей и особенно маленьких. Может, именно поэтому она меня пригласила — потому что я еще ребенок? Может, она действительно меня любит, но не умеет это показать?

— Ты же знаешь, как я люблю детей, — сказала она Хелен.

Если та и сомневалась, то не подала виду.

— Что тебя останавливает, дорогая? Ты еще молода, ты сама еще ребенок. На целую вечность младше меня — в дочери годишься.

Мне это казалось немыслимым. Вере исполнилось тридцать четыре — поблекшие волосы, жилистая шея. Женщина средних лет.

— Есть небольшое препятствие — одному Богу известно, где находится Джерри.

— Война не будет длиться вечно, моя дорогая.

— Неужели? — горько усмехнулась Вера.

— Ты скучаешь и по Иден, да?

Вера умолкла. У нее появилась странная привычка, похоже, неосознанная. Я не видела, чтобы кто-то другой так делал. Сидя или стоя, она крепко прижимала ладони друг к другу и наклонялась вперед, опираясь на сомкнутые руки, словно превозмогала острую боль или пыталась на что-то с силой надавить. Мне ее поза больше всего напоминала попытку затолкать разбухшую пробку в бутылку с узким горлышком. Это продолжалось не больше одной или двух секунд, после чего Вера расслаблялась. Хелен наблюдала за ней с сочувственным любопытством. Потом Вера сказала:

— Иден уже не вернется.

— Конечно, вернется, дорогая! Что ты имеешь в виду?

— Не это. На должности радиотелеграфиста в Портсмуте ее жизнь вряд ли подвергается опасности. Я хочу сказать, что она больше не вернется в родной дом и не будет жить вместе со мной. Она отделилась, ведь так? Когда война закончится, Иден не захочет возвращаться в Синдон, а будет жить самостоятельно.

— К тому времени, как закончится война, — сказала Хелен, — Иден выйдет замуж.

— Вот именно. Результат один.

Но Вера ошиблась — Иден вернулась, и дядя Джеральд тоже, причем еще до окончания казавшейся бесконечной войны.

Тем временем жизнь в «Лорел Коттедж» почти не менялась. Нас с Фрэнсисом бранили за то, что мы едим правой рукой, за нами охотились, когда наступало время ложиться спать, — мне удавалось ускользнуть в половине случаев, ему почти всегда, — нам выговаривали за пренебрежение нормами, принятыми у благородных людей; ежедневно разгадывался кроссворд, еженедельно отправлялось письмо дяде Джеральду, а Иден — гораздо чаще. Волновалась ли Вера из-за того, что от мужа не было вестей уже несколько недель и даже месяцев? Письмо от него пришло за неделю до того, как я должна была вернуться домой и пойти в школу.

Вера явно испытала облегчение, однако, по всей видимости, совсем не торопилась читать письмо. После завтрака она поднялась к себе и заперлась в спальне. Фрэнсису нравилось меня шокировать, и в те дни ему это обычно удавалось. Он сказал:

— Я читал в книге, что в первые два года брака супруги трахаются больше, чем всю оставшуюся жизнь. А ты как думаешь?

— Не знаю, — ответила я, вспыхнув.

— Ты опять краснеешь. Жаль, что я не могу. Это так очаровательно и невинно. Научи меня как-нибудь.

В последние несколько дней моего пребывания в Синдоне Фрэнсис уехал в гости к друзьям. Он всегда добивался своего, делал то, что хотел, и когда Вера спросила, кто эти люди и где они живут, Фрэнсис отказался ей что-либо сообщать. Вера угрожала не дать ему денег на билет, но его это не волновало. У Фрэнсиса всегда водились деньги. Не знаю, откуда он их брал. В те времена подростки не нанимались на низкооплачиваемую работу, чтобы заработать, — по крайней мере, подростки из семей среднего класса; в любом случае невозможно было представить, что Фрэнсис разносит газеты. Тем не менее он, загадочно улыбаясь, говорил, что заработал деньги, а на вопрос чем, отвечал: «Всякой всячиной».

За день до отъезда ему удался самый грандиозный розыгрыш из всех, которые он пытался устроить.

В одном из писем Иден упоминала морского офицера, капитана третьего ранга Майкла Франклина. Он был ее боссом или командиром — в общем, каким-то начальником — и хвалил ее. По всей видимости, этим дело и ограничивалось. Но Иден, верная себе и традициям семьи Лонгли, также написала, что он благородных кровей, сын какого-то лорда. Как бы то ни было, на Веру это произвело впечатление, и она рассказывала о Франклине Морреллам, Чаттериссам и всем, кто соглашался слушать, умудрившись создать впечатление, что отношения Иден и капитана выходят за рамки отношений начальника и подчиненной и носят романтический характер. Думаю, она сама себя в этом убедила. Чеда Хемнера тоже не пощадили, даже несмотря на то, что все — и особенно Фрэнсис — считали его официальным бойфрендом Иден.

Однажды вечером зазвонил телефон. Это было само по себе необычно. Наверное, Хелен, сказала мне Вера, выходя из комнаты. Мы сидели вдвоем, совместными усилиями одолевая кроссворд — единственное, что у нас было общего, — а стрелки на часах приближались к «часу колдовства», восьми. Разговора я не слышала. Когда я, торжествуя, что нашла ответ раньше тетки, вписывала слово «комплектование» в ответ на вопрос «набор рабочей силы», в комнату вернулась необычайно взволнованная Вера.