Мост бриллиантовых грез - Елена Арсеньева

Давно, ох, давненько, не посещало ее это почти неодолимоежелание! Давно не возвращалось, а сейчас вот вернулось… после того, как онапосмотрела на рисунок Катрин. Вроде бы та же самая скульптурная группа, которуюрисовали в Лувре ученики художественной школы, но нет, не та же самая: на этомрисунке красивый молодой сатир с лицом Романа убегает от сморщенной,сгорбленной, иссохшей ведьмы, страшно похожей на Фанни…

* * *

Проводница Якушкина – ну, та самая, в вагоне которой умерВалерий Сергеевич Константинов, – возвращалась домой после очередной поездки вМоскву.

Теперь она работала не в бригаде поезда «Нижегородец», а на«Буревестнике», который отправлялся из Нижнего в шесть утра, прибывая в Москвув одиннадцать, а обратно уходил тем же днем в пять вечера, чтобы вернуться вНижний в половине десятого вечера. Довольно удобный поезд, правда, упроводников зарплата поменьше, поскольку нет ночной работы, но зато хорошоподзарабатываешь на продаже всяких печенюшек-шоколадок-минералки-чаю-кофею,потому что вечером от безделья на пассажиров нападает страшный жор, в вагон-ресторанидти многим не хочется, вот они и кормятся у проводниц. Словом, и с«Буревестником» жить можно.

Якушкина приготовила вагон для следующего рейса и околополуночи поехала домой. Трамваи в Нижнем – самый поздний вид транспорта,поэтому Якушкина успела на «единицу» и с облегчением села, вытянув усталыеноги. Как хорошо, что сейчас она придет домой и ляжет спать, не думая о том,что надо о ком-то заботиться, для кого-то готовить, за кем-то убирать! Якушкинажила одна с тех пор, как дочка вышла замуж и уехала жить в Павлово, ну а смужем она разошлась так давно, что имя его помнила лишь потому, что дочка былаЕкатерина Дмитриевна. Стало быть, мужа звали Дмитрий. Да бог с ним, был дасплыл, только дураки уверяют, будто женщине за сорок нужно быть окруженнойсемьей, на самом деле ей требуется одиночество и покой, а больше ничего.

Мечтая об одиночестве и покое, Якушкина вышла из трамвая наЧерном пруду и потихоньку побрела к себе на Ковалиху. Уже заканчивался февраль,но зима, такое впечатление, об этом не знала. Пряча лицо от ветра, Якушкинадошла до своей хрущевки почти в конце улицы, свернула к подъезду – и ахнула,чуть не налетев на пару – мужчину и женщину, спешивших к тому же подъезду спротивоположной стороны двора.

– Ой, – со смешком сказала женщина, – мы вас напугали?Извините. Вы нас тоже напугали.

Мужчина распахнул дверь, сказав: «Проходите, пожалуйста», –и пропустил сначала Якушкину, а потом свою спутницу. Якушкина, дверь передкоторой открывали крайне редко (все больше она старалась – перед пассажирами настанциях), даже замешкалась с непривычки, но потом все же вошла. И, пока онаподнималась к себе на второй этаж, слыша за спиной шаги этих двоих, ее посетилинеизбежные в таких случаях размышления: а к кому направляются эти незнакомыелюди в такую-то глухую ночную пору? Что-то раньше она их здесь не видела… Авпрочем, на третьем этаже вот уже несколько месяцев продавалась квартира. Можетбыть, они ее купили, а Якушкина об этом не знала? Так что, запросто, это ееновые соседи. С соседями Якушкина старалась поддерживать хорошие отношения, апотому, дойдя до своей двери, она начала оборачиваться, чтобы сказать: «Досвидания!» – но не успела сделать ни того, ни другого, потому что чья-то рука ссилой обхватила ее за шею, сдавив горло, а хриплый голос угрожающе прошипел вухо:

– Молчи, а то… – И вслед за этим что-то острое воткнулось вбок Якушкиной.

Нож! Грабители! Куртку проткнули! На нее напали! Сейчас ониворвутся в квартиру… Хотя что там брать? Нищета! Увидят ее убогое жилье да ещеи прирежут от разочарования…

Между тем чужие руки обшарили ее карманы, вырвали сумку инашли там ключ. Якушкина ничего не видела от страха, но слышала, как скрежетнулключ в замочной скважине, как скрипнула, отворяясь, дверь.

«А если бы моя квартира на охране была? – подумала Якушкина.– Прутся без всякой опаски! А вдруг сработала бы сигнализация и сейчас милиция быприехала?»

Сигнализации не было, милиция не приедет. Однако смелость иуверенность разбойной парочки настораживали. Наверное, эти двое знали о том,что квартира не охраняется. «Может, они за мной следили? – в ужасе предположилаЯкушкина. – Следили, все про меня вызнали, что я одна живу… Но уж тогда онидолжны знать, что взять у меня совершенно нечего!»

Господи, да за что, за что это ей? Правду говорят, что бедаодна не ходит! То помер мужик этот в ее вагоне, а убийцу вроде бы так и ненашли, то вот, пожалуйста, ограбление…

Между тем Якушкину втолкнули в квартиру и заперли дверь.Повеяло знакомыми запахами родимого жилья, и Якушкина мимолетно удивилась, чтоу нее такая пахучая квартира, оказывается. Как ни странно, пахло рыбным супом,который она варила позавчера вечером. Ужасно захотелось есть, Якушкинапроглотила слюну, но чуть не подавилась, так сильно сдавливал ее шею локотьмужчины.

Ужас! Ужас! На нее напали! Но чего они хотят? Уж грабили быда уходили, только бы все это скорей кончилось!

Несколько мгновений они втроем стояли в темноте, и Якушкинаудивилась, почему разбойные люди не включают свет. Ага, понятно, не хотят,чтобы она видела их лица. И хорошо, и хорошо, не надо ей ничего видеть, онаничего знать не хочет! Но вот что-то зашуршало, а потом на глаза Якушкиной былочто-то проворно наклеено. Липкое, пахнущее больницей… Пластырь! Ей пластыремглаза заклеили!

Якушкина иногда, когда вечер бывал свободным, смотреласериалы. Детективы тоже, хотя она их не любила. И все же кое-какие принципыповедения преступников она из детективов усвоила, а потому сейчас лихорадочноразмышляла: если бы хотели ее убить, то убили бы сразу. Если боятся, как бы онаих, грабителей, потом не признала, значит, у нее это потом все-таки будет. Иеще это значит, что она сможет встретиться с этими сволочами на узкой дорожке…Может быть, она их и раньше видела, да забыла? Может быть, они в ее вагонекогда-нибудь ездили? Вообще-то, у Якушкиной была очень хорошая память…

В это мгновение мертвая хватка на ее горле ослабла,грабитель руку убрал, но острие продолжало втыкаться в бок.

«Может, я уже кровью истекаю?» – в ужасе спохватиласьЯкушкина, но окончательно испугаться не успела, потому что над ее ухом сновазазвучал тот же хриплый голос:

– Проходи вперед. И тихо, тихо, если жить хочешь… Поняла?

Голос звучал надсадно, и Якушкина сообразила, что напавшийна нее человек нарочно хрипит, меняет голос, чтобы она его потом не смоглаузнать. Забыл, что там, у подъезда, говорил с ней нормально! Но хотя память унее и правда хорошая, вряд ли она сможет узнать тот голос. Жалко, не зналазаранее…