Аркуда. Князь тайги - Даниэль Брэйн

Ловушка. Аркудов оказался в ловушке. Смешно и немного грустно. И снова случай – или насмешка природы, леса, чего-то, над чем мы, люди, как мы полагаем, властвуем. Такой вот мистический квест – один на один, два на одного, пятеро на одного – как ни крутись, все равно проиграешь. Природа молчит, нападает тихо, сжирает бесследно, как того беглого зека, а для особо рьяных есть то, что создали сами люди.

Я пошевелила рукой колышек.

– Хочешь вытащить его и меня добить?

– Да, вот думаю, как бы сделать так, чтобы и следов не осталось, Аркудов… – Я безуспешно дернула намертво вколоченную в землю заостренную ветку. – Ты же здесь сгниешь. Как вариант, если нас кто-то видит, придут и обоих прикончат. Браконьерство – немалый срок, свидетелей проще тихонько убрать. А знаешь, когда они явятся?..

Аркудов молчал. Что мне делать? Никто и никогда не предъявит мне обвинений.

– Вот и я не знаю, Игорек. Где телефон?

– Здесь. И я тебе его не отдам.

– Понимаю. Я нужна тебе, ты нужен мне. Это более здраво, чем попытка от меня откупиться бумажной картой. Как видишь – нет союза крепче, чем союз врагов. Еще и потому, что мы друг другу не доверяем. Нож в спину проблематично воткнуть тому, кто не поворачивается спиной. – Соседний колышек неожиданно подался, и я приказала: – Выдергивай их со своей стороны. Тяни на себя. Не думаю, что у тех, кто выкопал эту ямку, есть вертолет, но они определенно сюда добираются так, чтобы не на себе тащить тех, кто попадается в эти ямы. Квадроциклы, возможно… – Я помолчала. – Если мы их услышим – ну, тогда, извини, мне придется бежать. Конечно, ты не преминешь меня сдать, чтобы не одному подыхать в тайге, значит, у нас снова обоюдный интерес… Давай.

Колья были рассчитаны на ум зверя. Через один-два, но мы их в конце концов выдернули, и при должной ловкости можно было пытаться выбраться. Я стащила с плеч рюкзак, свесила вниз лямки:

– Пристегивай свой рюкзак. Мне придется связать лямки и отойти как можно дальше, иначе мы окажемся в яме оба.

– Тогда как в свою спасительницу, Дианочка, я буду обязан в тебя влюбиться. Со всеми вытекающими.

Держал ли Аркудов в голове калабмур или мой истерзанный мозг выдал пошлые параллели?

– Для всех вытекающих, Аркудов, нужно приспособление. Ты постоянно носишь его в рюкзаке? – И пока он обдумывал остроумный ответ, я вытащила из ямы сцепленные рюкзаки, перестегнула лямки, создав подобие веревок, и обмотала одну из лямок своего рюкзака вокруг ноги. После чего, сказав себе, что хуже уже не будет, хуже вряд ли уже может быть, я легла плашмя на землю, потянулась вперед, нащупала руками наиболее крепкие из ближайших кустов, и слава всем лешим и кикиморам, кусты были гладкие, без колючек, я ухватилась за них ближе к корням, проверила на прочность. Должны выдержать. Резко столкнув рюкзаки в ловушку, я крикнула: – Выбирайся, но только не дергай лямки. Плавно, Аркудов, понял?

Сказать ему, что будет, если он нарушит это правило?

– Иначе ты меня покалечишь настолько, что в эту яму можно будет скинуть меня.

Сначала ничего не происходило, потом лямка дернулась, натянулась, ослабла, и я уже решила, что все и можно отпускать кусты, как щиколотку обожгло как огнем, и я взвыла.

Аркудов был намного крупнее меня, тяжелее, и он был ловким-не ловким, но довольно уклюжим, он должен был выбраться из ямы за несколько секунд. Может быть, так и было, но мне эти секунды почудились вечностью то ли в беспамятстве, то ли в аду. Боль была страшной настолько, что первая мысль – ногу мне оторвало, вторая – что это не человек, это зверь сидел там, где ему было самое место, и ловушка не для него, для меня. А я попалась так глупо, а шансы были. Он сам предлагал мне отсюда уйти. Очень честно.

Орать от боли я перестала только тогда, когда почувствовала на лице холодную воду.

– Диана? Отпусти, – Аркудов то тряс меня за плечо, то пытался отцепить мои руки от кустов. Я открыла зареванные глаза и увидела, что ладони мои в крови. – Все хорошо, уже все хорошо. Сейчас я сниму с тебя рюкзак. Все в порядке.

Какого черта в порядке, хотелось заорать мне, и следом в голову грохнула такая ассоциация, что я от души лягнула Аркудова здоровой ногой, потом, почувствовав, что мою ногу ничего больше не стягивает, села и убедилась, что крови на ноге нет. Уже плюс. И все это время я визгливо хохотала, остатками здравого смысла поздравляя себя с выявлением типа истерик – или как это называют психотерапевты.

– Аркудов, – сдавленно проговорила я, давясь истерикой, – я поняла, почему роженицы ненавидят мужей.

Он замер: в одной руке что-то из разоренной вертолетной аптечки, в другой – грелка.

– Идти сможешь? – спросил он совсем не то, что должен был по моим расчетам. При чем тут роженицы, их мужья и Аркудов.

Я подумала. Смеяться меня больше не тянуло.

– Придется, Аркудов. Только выясни, сколько и куда нам идти.

Он перевязывал мои руки – я шипела, но не вырывалась. Потом Аркудов осмелел и посмотрел, что у меня с ногой. На вид – только синяки и ссадины, саднило, но не так, словно ногу мне отрезали без наркоза, и встать я встала и даже шагнула, но – нет. Где-то в районе колена прострелила боль, и я чуть не упала.

– Вывих, наверное, – выдавила я, тяжело дыша и стараясь, чтобы не брызнули слезы. Стоять я могла, двигаться – нет. Как отличить героизм от идиотизма? – Вот теперь, Аркудов, иди один.

Как-то странно судьба распорядилась. Какая, к чертовой матери, может быть справедливость? Я села на землю, глухо застонав, подтянула к себе здоровую ногу и закрыла лицо руками.

– Диана? – Аркудов уселся рядом, протянул мне грелку, и я не могла понять, забота это, благодарность или своеобразный упрек: «сама виновата». – Держи. Скоро рассвет, будет холодно.

Я дрожащими руками разорвала упаковку. Десять часов я с грелкой протяну, но что дальше? Милосердие – жестокая штука. Продлевает мучения, удовлетворяет амбиции, позволяет безнаказанно проявлять эгоизм – под видом условного блага. Я подержала грелку на воздухе, чтобы она активировалась, запихнула под куртку, и грудь сразу же обожгло.

– Ты совсем не можешь идти?

Надо было цеплять лямку за обе ноги, пришла в голову запоздалая мысль, может, тогда все обошлось бы. Я нахмурилась и начала ощупывать ногу.

– Черт знает. Пока не скажу. Вроде ничего не опухло, может, психосоматика? – Я растерянно пожала плечами. – Сорок километров, Аркудов, да? Нам идти до этой полосы еще сорок чертовых километров?

Он помотал головой.

– Ты не дойдешь.

Я кивнула. Очевидно, что нет, и не во мне одной дело.

– И ты не дойдешь, Аркудов.

Стоило попытаться, конечно. Стоило, и мы попытались. Пробовать имеет смысл всегда, главное понимать, когда еще можно повернуть назад. Я подняла голову и посмотрела туда, где, как мне казалось, осталась поляна. Тишина и покой, обманчивые, но все же.