Бойтесь данайцев - Вильям Михайлович Вальдман

выразились, шла, так сказать, по таксе, установленной вами, а если договаривались о цене сверх нее?

— О, вы очень тонко подметили, гражданин следователь, — угодливо улыбнулся Галимов. — Разумеется, все излишки мною оприходывались в свою пользу, хотя было это, поверьте, не так уж часто. Но, как я понимаю, вас интересует не только мои прибыли, вернее не столько, как тот, кому я сдавал заказ. Назову его без утайки: Алексей Гринкевич, мой товарищ. Именно он вовлек меня в это грязное дело. По всей видимости, в деле был еще кто-то, однако я поддерживал связь лишь с Алексеем...

Хитер бестия и изворотлив, по привычке мысленно подводил итоги прошедшего допроса, возвращаясь в управление, Туйчиев. Быстро сориентировался в разложенном мной пасьянсе. Но что дает нам его признание? Учитывая смерть Алексея Гринкевича, практически мы получили нуль. Ничего не скажешь, ловко он разыграл свое раскаяние помочь следствию. Помог! Зная, что Алексея нет в живых, очень легко все замкнуть на нем... Короче говоря, мы опять отброшены на первоначальные рубежи. Хотя не совсем так. Пока для нас Алексей был лишь одним из обладателей поддельных прав, а теперь... Теперь он уже выступает одним из соучастников. Что ж, если подойти объективно, некоторое продвижение имеется. Впрочем, какое это продвижение, когда выявленный соучастник мертв? Однако Галимов безусловно прав в одном: погибший Гринкевич вряд ли был одиночкой. Тогда кто же еще? Кто? Где клише, сырье? Может быть, прав Николай со своей версией? Пожалуй, сейчас ее так просто не отбросишь. Итак, что получается? Гринкевич-младший действовал в одной упряжке с Гринкевичем-старшим... Интересно, но это ведь надо доказать. Как?..

Из протокола допроса

Гринкевича А. П.

Наверно, мне давно надо было рассказать всю правду, снять тяжкий камень со своей совести. Однако я не находил в себе душевных сил и воли сделать это. Уверен, что каждый отец, потерявший единственного сына, поймет меня. Что осталось у меня в жизни? Абсолютно ничего. Пустота. Алексей был моей жизнью. То, что я узнал о нем, потрясло, выбило из колеи. Но стал ли он мне менее дорог? Нет и нет. И, возможно, то, что я сейчас опишу, могут расценить как предательство его интересов. Он ушел из жизни, ушел глупо и нелепо, сердце мое не перестает кровоточить. Но я не могу больше молчать, я просто обязан рассказать правду, хотя и вынужден поведать такое, что, несомненно, опорочит моего сына. Возможно, узнав о моем поступке, люди отвернутся от меня, сочтут безнравственным, будут осуждать, хотя можно ли осудить меня больше и строже, чем я сам? Ведь я виноват в гибели моего мальчика. Но есть еще один виновник гибели Алеши, который спокойно живет и даже преуспевает, наверняка используя в своих преступных целях способности и талант безвременно погибшего сына. Постараюсь изложить все по порядку.

Чуть больше года назад я встретил однокашника, которого не видел много лет. Собственно, мы никогда не были с ним дружны, а если честно, то я его боялся, его в школе все боялись, даже старшеклассники. Была у него кличка «Бешеный». Мы учились в седьмом, когда один десятиклассник неосторожно бросил ему: «Салага». Он кинулся на него, схватил за горло и стал душить. Он бы его точно задушил, не подоспей учитель физкультуры. С большим трудом тот оторвал его от жертвы. «Да ты, брат, бешеный», — сказал учитель. С тех пор и присохла к нему кличка. В десятом классе Бешеный внезапно исчез. Как потом оказалось, его арестовали за разбой.

И вот через столько лет встреча. Разговорились, вспомнили школу, обменялись адресами. Я обратил внимание, что его заинтересовала моя профессия. О себе он сказал, что работает в почтовом ящике. Я не очень обрадовался, откровенно говоря, встрече. Но он обладал чудодейственной способностью навязывать свою волю и желание другим. Я же, печально и стыдно признаться, человек слабовольный, что мешает мне в жизни. Но это от бога, ничего не поделаешь. Так и стали мы «дружить». То была дружба удава с кроликом. К Леше он относился хорошо, и сына, если честно, тянуло к нему. Бешеный принимал активное участие в судьбе Алексея, подключил свои связи, и сына по распределению оставили в городе. Естественно, что, когда я, наконец, сумел приобрести для Леши машину и возникла проблема получения прав, я обратился к нему. Странное дело! Я всегда считал: главное — машина. Оказалось не менее сложным устроиться на курсы для получения прав. Алексею не терпелось сесть за руль, кое-какие навыки он приобрел у друзей, но я никогда не позволил бы ему без специальной подготовки и официального документа управлять машиной. Мои попытки устроить сына на курсы оказались безрезультатными. И тогда я обратился к своему школьному приятелю. «Никаких проблем», — ответил он, и через месяц Алеша радостно показывал мне новенькие водительские права. Но после смерти сына, который погиб из-за своего неумения водить машину, я узнал, что права — поддельные. Значит, он их получил неправедным путем. Как же тогда расценивать услугу Бешеного? Выходит, он все знал. Я пошел к нему, хотел рассеять свои сомнения. Он встретил меня неприязненно, на вопрос, как у Алеши оказались поддельные права, зло рассмеялся: «Ты ищешь первопричину, думаешь, она во мне, — сказал он, — так знай: твой сын сам себя убил». С этими словами он вышел в другую комнату и вынес оттуда клише. «Вот, смотри, что смастерил твой талантливый сын. Здесь и автограф его есть. А идея — твоя. Удивляешься? Напрасно. Помнишь, ты пришел ко мне с просьбой помочь с правами. Мы с Лешей решили помочь не только себе, но и другим. Надеюсь, тебе известно, что у Леши обнаружили 500 рублей. Это плата за работу. Ты не можешь быть в претензии ко мне. Я любил Алексея и подарил ему самое главное: веру в себя, возможность безбедного существования, независимость».

«Все твои подарки, — ответил я, — сделали моего сына преступником и привели его к гибели. Это — дары данайцев». Он рассмеялся: «Пусть так, если тебе угодно. А теперь, иди и расскажи обо мне, не забудь заодно и о сыне, чем он занимался... Иди же, быстрей, а то опоздаешь в тюрягу. Ведь мастером штемпельной мастерской работаешь ты, а не я». Он еще что-то долго кричал мне, но я уже ничего не слышал. Мой мальчик — преступник.

Было от чего потерять рассудок. И во всем виноват Бешеный. Но я взял себя в руки и сказал ему, уже стоя в дверях: «Ты