Сражайся как девчонка - Даниэль Брэйн

моей профессии видеть взрыв. Не один Лазарь хранил у себя дома запрещенную жидкость. Ветер гнал огонь по уцелевшим домам, и выглядело это как чья-то кара. Город погиб — и облегчения от того, что мы его успели покинуть, я не испытывала.

— Бежим, — я тронула Симона за плечо. — Нас здесь хорошо видно, нам нужно спуститься и укрыться в траве. Пойдем.

Я оглянулась. Два, четыре, семь… и еще два канвара рыщут между холмами. Десятый выскочил ниоткуда и бежал так стремительно, что я захолодела. Проклятье… Они куда ловчее, чем мне казались. Выстрел, канвар упал. Хорошо. Никто из монстров не идет в нашу сторону.

Нет воды, нет еды, дети могут быть ранены, мы все трое замерзнем уже к утру, но пока у нас задача-минимум — выжить. Выжить хотя бы этим двум малышам, потому что остальных я, возможно, уже потеряла.

— Смотри!..

Да-да, рассеянно кивнула я, присматривая канавку, и лучше, если она будет покрыта травой.

— Да смотри же!

Симон заступил мне дорогу и указывал рукой куда-то… трава, холмик, нет, малыш, нам не нужен холм, нам нужно… похоже на какой-то ров? Я, так и не выпуская руку Мишель, побежала туда, Симон несся рядом.

— Это старые пути контрабандистов! Ух ты! Мне дедушка про них столько рассказывал!

Ах ты старый трусливый черт. Так вот откуда у Жака связи, лошади, неприкосновенность. Скольких он снабжал нелегальным товаром, если здесь вообще взбрело в голову кому-то что-то запрещать, кроме огнеопасной жидкости? Кто он такой изначально — бывший судовладелец? Купец? Чиновник? Попавшийся когда-то на нехорошем и сменивший вид деятельности?

— Куда они ведут?

— Наверное, к морю…

Логично. Я раздвинула заросли, сунула нос. Воняет падалью, может, даже дохлым канваром, воздух затхлый, неподвижный, а почему? Я сделала шаг, еще один. Донесся выстрел, рев канвара, Мишель вздрогнула.

— Пойдем, пойдем, — поторопила я. — Здесь противно, но должно быть безопасно.

Из города мы правильно ушли, меня не подвел многолетний опыт просчета возможных рисков — там, где я этот опыт имела. Что здесь? Куда я веду детей, что это за место, кто нас там ждет? Какие, к чертовой матери, риски, когда я не знаю этот мир?

Будь оно все трижды проклято в конце-то концов…

Это была траншея, ров, ход, незаметный с поверхности. Узкий, мы могли идти только друг за другом, неровный, под ногами то камни, то выбоины. Выпрямиться в полный рост нельзя — но контрабандистам и не нужно. Они шли, сгорбившись под тяжелыми мешками. Я все еще слышала вопли, стоны, рев канваров, выстрел, другой… Сквозь вонь в траншее я чувствовала запах гари и паленого мяса. Что же, не одна смерть, так другая. А потом может быть третья, четвертая. В это время долго не жили даже там, где не было ни бунтов, ни войн, ни монстров.

Разбираться со всем будем по мере возникновения проблем.

Дверь возникла перед глазами так неожиданно, что я моргнула, но Симон, восторженно дыша, бросился к ней, протиснувшись мимо меня, и распахнул ее.

Вот откуда шел смрад, догадалась я. Там явно не кто-то один скончался.

— Вот это да! — Надо было крикнуть мальчишке, чтобы он возвращался немедленно, но: эта дверь открыла нам ход в убежище. — Я знаю, что это! Идите сюда!

Я не разделяла его восторга. Из одного места, где нам грозила гибель, мы пришли в другое, и из этого другого попали в третье. Что меня немного примиряло с этой дверью: если это продолжение хода контрабандистов, оно приведет нас к морю. Там рыбаки, там, возможно, на рейде стоят корабли, и хотя бы детей я спрячу от всего этого кошмара.

Не факт, что не будет другой кошмар. Возненавидеть бы этот мир, но чем мне помогут эмоции. И: долго находиться там, где так несет мертвечиной, опасно.

— Ничего не трогать! — предупредила я. — Не отходить от меня!

Мишель зашла, я закрыла дверь. Если никто не видел, как мы зашли сюда, у нас есть фора. Коридорчик был отделан деревом — наверное, чтобы края не осыпались, а может, здесь хранили контрабанду, и было темно, очень темно.

— Мне бы вечное кресало, — помечтал Симон. — А вообще дедушка говорил, чтобы я сюда никогда не совался. Знаете почему? Здесь живут духи бездны, и если они видят свет, сжигают все огнем. А без света ничего не видно… ой.

— Ты в порядке? — похолодела я.

— Ага. Я хорошо вижу в темноте, идите за мной, — и я, потому что тоже уже различала тени, увидела, как он вернулся, протянул руку Мишель и повел ее за собой. — Я не ходил сюда. А там, дальше, ну, может, и не здесь, есть ход в саму бездну. Оттуда никто никогда не возвращался, вот так.

— Ты меня пугаешь! — захныкала Мишель.

— А ну тихо! — прикрикнула я. — Неизвестно, насколько хорошо нас слышно с поверхности.

Не слышно. Потому что и я не слышала ничего, кроме капающей воды. Душно, нет движения воздуха, очень сложно дышать, как удавку накинули. Но тепло, где-то есть источник питья, значит, до утра мы можем здесь продержаться. При условии, что вода не заражена.

Мишель закашлялась. Я нагнала ее, умудрилась в темноте положить руку ей на лоб. Мишель непонимающе закрутила головой, я головой покачала: температуры нет.

— Хочешь пить?

— Не знаю. Голова кружится. И трудно идти. И здесь воняет.

— Это потому что место проклято, — важно проговорил Симон. Я ничего не ответила. Головокружение, вонь, затхлый воздух, все это в совокупности… Вдохнуть полной грудью невозможно.

Переход кончился, мы оказались на развилке. Влево — чуть светлее из-за расщелины, вправо — темнота, я принюхалась: смердит из прохода слева. А справа? Тоже смердит, как бы не сильнее. Не может быть, чтобы не было выхода, разве что его засыпало. И плохо, что теперь начинается лабиринт, и это не просто окоп, покрытый сверху настилом, а ход в холме. Заблудимся, и конец.

Я сунула в рот палец, обильно облизала его, поднесла к проходу слева, отогнав Симона, чтоб он своим дыханием не сбивал эксперимент. Мне показалось, что есть колебание воздуха, и то же самое я проделала с ходом направо. Рискнуть? С правой стороны я не ощутила ничего. Чтобы убедиться, я прошла влево, за расщелину, опять облизала палец.

— Пойдем, — приказала я, ощутив еле заметное движение воздуха. — Давайте,