В радости и в горе - Кэрол Мэттьюс

— Мы можем немного прогуляться. Нам надо подышать воздухом. Можешь обнять меня. Может быть, тебе понравится, ты же еще не пробовал.

— Ты когда-нибудь успокоишься, Холли Бринкмен?

Она остановилась и взяла его за руку:

— Только тогда, когда получу, что хочу.

Мероприятия по Плану Подготовки к Свадьбе были приостановлены. На ночь. Время отхода к долгому десятичасовому сну, который должен был сделать их свежими и красивыми, уже давно прошло. Гости уехали, и даже другие подружки невесты после наступления полуночи растворились в воздухе, однако Марта не проявляла никакого желания идти спать.

Марта и Джози сидели на подоконнике в комнате Марты, свесив ноги на покатую черепичную крышу, уходившую вниз. Скат карниза сливался с чернильной чернотой ясного неба, а яркие дырочки звезд были, казалось, проделаны той же острой булавкой, которой холодный воздух покалывал кожу. Еще немного, и рассвет разрушит это очарование.

Марта нашла им обеим пижамы с начесом и пуховые носки, а от холода их защищали одеяла, в которые они завернулись. Двоюродная сестра Джози затянулась сигаретой с марихуаной, которую они курили пополам.

— Последний раз я курила это в семнадцать лет, — сказала она.

Джози взяла сигарету, пока Марта выдувала из носа непрерывную, меланхоличную струю.

— Я тоже.

— Сейчас наркотики уже не модны, — сказала Марта. — Как и алкоголь или случайный секс. Все маленькие радости жизни постепенно теряют остроту. Ты согласна?

— Скоро выяснится, что телевизор приводит к раку глаз, и что нам тогда останется?

Они обе фыркнули.

— Я так рада, что ты здесь, Джо-Джо. — Марта протянула руку и сжала руку сестры.

— И я тоже рада.

— Мне так плохо без Джинни. — Глаза Марты заблестели в лунном свете. — Она была отличной матерью.

— Вы всегда жили как кошка с собакой.

— Странно, но все это не имеет значения, когда становится слишком поздно, чтобы что-то исправить.

— Завтра тебе будет очень ее не хватать.

Марта кивнула.

— Когда церемония в церкви закончится, мы с Джеком подойдем и постоим у ее могилы. Всего несколько минут. Я положу на нее свой свадебный букет.

— Это будет очень трогательно.

— Любопытно, как все складывается в жизни. — Марта задумчиво смотрела в небо. — Вот Орион, — она указала сигаретой на одно из созвездий, — красавец охотник. Когда я смотрела на него, я представляла, что где-то есть мой герой, и он тоже смотрит на него, а однажды он появится в моей жизни, и мы оба будем знать, что нас связало что-то, что выше нас, и что мы предназначены друг другу и будем вместе до самой смерти. — Марта хмыкнула; так хмыкнул бы каменный памятник. — Романтично?

— И ты нашла своего героя?

— Я когда-то так думала. Думала, что этот человек очень близок к тому образу, который я себе представляла. Может быть, он появился не в то время.

— Вокруг не так уж много таких мужчин. Надо было за него держаться.

— Ты стараешься обратить в свою веру уже обращенного. Я ведь думала, что мир полон замечательных мужчин. И что все, что нужно сделать, это сесть и выбрать из шеренги. Чем старше я становлюсь, тем все больше осознаю, что всех замечательных мужчин уже разобрали, а мне приходится выбирать из неликвидных остатков.

— Что у вас было с Гленом?

Марта посмотрела в сторону и шмыгнула носом.

— Почему ты об этом спрашиваешь?

— Просто любопытно.

Марта подняла бровь.

— Ладно, проныра. Я была немного удивлена, увидев его здесь.

— Только удивлена?

— Возможно.

— Он очень красивый.

— Я заметила.

— Он тоже считает тебя красивой.

— Просто замечательно.

Марта откинула голову, прижавшись к оконной раме.

— Я думала, что он мой герой. В старших классах мы всегда были вместе. В нем было все, чего я ждала от мужчины. И я обожала его. И думала, что он обожает меня. — Она проследила взглядом за струйкой дыма, завитки которого исчезали в черноте неба.

— Ну и?

— Ну и. Когда мы окончили школу и перед нами была вся жизнь, я почувствовала, что беременна. — Она сжала губы и посмотрела на Джози.

— Черт.

— Я не сказала никому, — продолжила она, обняв прижатые к груди колени, — даже тебе. Даже Джинни. Никому. Я не сказала никому, кроме Глена. А для него имели значение только его собственные дела. Он сказал, что не сможет взять на себя ответственность за ребенка. Он сказал, что это разрушит нашу жизнь, и его, и мою. Ему тогда только что предложили перспективную работу в Европе, и он не хотел ее упускать. Короче, ему не нужен был этот ребенок, и я была не нужна.

Джози глубоко вздохнула:

— Черт.

— Я сделала аборт. За который заплатил Глен, благородно, ничего не скажешь. Он получил эту работу в Европе, и в последний раз я видела его перед отъездом.

— Подлец.

— Он писал мне каждый год, перестал только два года назад. В каждом письме говорилось, что он жалеет о том, что произошло, что все еще любит меня и что сделает все возможное, чтобы все исправить.

Марта сделала последнюю затяжку почти догоревшей сигаретой и потушила ее о подоконник. Она подняла лицо к небу и тяжело выдохнула дым.

— Я рвала все его письма.

— Черт. — Джози тоже вздохнула. Обе они в молчании смотрели на Орион. — Ты жалеешь об этом?

— Об аборте или о разрыве с Гленом?

Джози пожала плечами.

— И то, и другое трудно было пережить. Но в то время казалось, что именно так и надо делать. Все равно уже ничего не изменить. Но сейчас бы я поступила по-другому.

— А, старая песня. Если бы повернуть время вспять…

— Все мы страдаем от невозможности это сделать, Джози.

— Можно подумать, я не знаю. — В какой бы момент времени она сама хотела бы вернуться? В додэмиенову эпоху? И уж, конечно, в домэтово время несостоявшегося обеда. Она бы поговорила с ним по-другому. «Ты бы хотела пообедать со мной сегодня, Джози?» — «Нет, убирайся к черту». И она выходит из комнаты с высоко поднятой головой.

Марта улыбнулась своим мыслям.

— Вот видишь, Джози Флинн, оказывается, ты знаешь обо мне не все.

— Похоже, что так. — Да, просто счастье, что она не вывалилась из окна от такой новости. — И вот теперь он шафер жениха.

Сестра рассмеялась:

— Странно, правда?