Дикий мир. Колонисты - Сергей Извольский

– Понятно. Парни, а у вас рация есть? Я, вообще, с железки иду, – махнул рукой назад, – поезд еще вчера с рельс сошел. За помощью иду, там люди умирают, трупов куча, раненых еще больше.

– А что за поезд-то? – недоверчиво спросил круглолицый лейтенант.

– В смысле, что за поезд? Обычный, пассажирский. Да вот, смотрите! – Я достал мобильник и, включив его, показал короткое видео, которое догадался снять на месте аварии. Камера выхватывала то лежащие в ряд накрытые и засыпанные снегом тела, то наш перекрученный вагон, то разбитые пути. Когда снимал, не особо парился, воспринимал как должное, будучи сам частью происходящего. Сейчас, отстраненно посмотрев со стороны, начал потихоньку чувствовать всю трагичность картины.

– Ни фига себе, – выдохнул сержант, – как это так?

– Да откуда я знаю? Проснулся, пошел поссать и улетел на хрен. Очнулся, отправили за помощью, как самого свежего и отоспавшегося, – про то, что почти весь поезд ухнул в непонятный провал, рассказывать я им не стал. Мужик в деревне очень удивился этому, так что я господ полицейских смущать не буду. Расспрашивать будут, ну его, пусть лучше помощь быстрее вызовут.

– Далеко отсюда?

– По дороге часа два до железки, до переезда, – я посмотрел на спросившего лопоухого сержанта, и тот кивнул понимающе, – ну и по путям еще мы часа четыре примерно пешком шли.

Сержант нырнул в машину, и через минуту стало слышно, как он с рацией разговаривает.

– Товарищ лейтенант, а тут всегда связи нет? Или случилось что? Я просто Клязь проходил, там мне один мужик жаловался, что рубануло все…

– Да хрен его знает… – посмотрел чуть вверх на падающий снег полицейский, – сами еще не знаем ничего, – он глубоко затянулся. – Мы из дому, – он кивнул на машину, откуда слышался бубнящий голос, – просила его мамка помочь, крыша подтекает. Ну банька там потом, выпили чуть, как-то и не нужна нам эта связь была. Электричества по всему району точно нет, мобильники и телефоны не работают, только рация живая. Тут еще ориентировка на военных мутная – связь плохая, половину не расслышали, не поймешь что случилось. Радио не работает, а…

Его прервал вылезший из машины сержант, матерившийся от души.

– Тема, что случилось? – обернулся к нему лейтенант.

– Не знаю я… нам с тобой срочно в отдел сказано двигать, но что-то там непонятное. Про аварию они приняли к сведению, – отреагировал сержант Артем на мой вопросительный взгляд. – Поехали, быстрей приедем, быстрей узнаем, в чем дело, – махнул он рукой.

– Блин, тарищи мили… полицейские, там же… – Я сделал паузу, подбирая слова, вспомнив про лужу крови, и показал в сторону холма: – Там, на перекрестке, кровищи море и следы в лес уходят. Что-то случилось, наверное.

Полицейские переглянулись. Лопоухий забросил укорот на плечо и, почесав затылок, пошевелив фуражку, посмотрел сначала на лейтенанта, потом на меня.

– Поехали прокатимся, покажешь? – спросил сержант под молчаливое одобрение круглолицего.

– Да не вопрос, помчали, – согласился я легко. В сопровождении двух правоохранителей с оружием ни о каком страхе и речи не было.

Сержант забрался за руль, лейтенант плюхнулся рядом, а я залез в пассажирский отсек, который не был разделен с водительским. Машина тронулась, противно лязгнув коробкой при включении передачи. Надсадный звук двигателя был в салоне прекрасно слышен, особенно мне, привыкшему передвигаться на легковой.

– А… – попытался повернуться ко мне сержант Артем, вознамерившись что-то спросить.

– Да, кстати! – одновременно я вспомнил про клязинского мужика, перебив полицейского. – А Митрича вы такого знаете?

– Это который Дмитрий Мелетеевич-то? А кто ж его не знает? – даже удивился сержант.

– Меня мужик из Клязи просил как можно скорее с Митричем связаться, а уж Мелетеевич или нет, не знаю, – ответил я, удивленный впервые услышанным отчеством, – но сказал идти или в пожарку, или в милицию.

«Буханку» сержант, наконец, разогнал километров до сорока и оглядываться больше не рисковал. На такой дороге чревато, еще и снег все падает.

– Что передать-то просил, мы сейчас по рации свяжемся? – обернулся уже лейтенант.

– Короче, Анатолий из Клязи, седой как лунь, выглядит лет на сорок-сорок пять, просил передать некому Митричу, что за речкой что-то нехило жахнуло, а, к его удивлению, никто даже и не суетится по этому поводу. Что жахнуло, Митрич якобы с легкостью должен понять, как этот Анатолий сказал.

Пока лейтенант кочегарил дико хрипящую рацию, связываясь с дежурным, и по пять раз повторял одно и то же, я скорчился на сиденье, пытаясь согреться. Когда меня брали, сержант не закрыл дверь, и салон здорово выстудило, а обратно печка нагревала с неохотой. Как назло, только почувствовал, что становится теплее, машина начала сбавлять скорость, заезжая на стоянку перед магазином. Сержант остановил «буханку» рядом с телефоном, оба служивых вышли и, присев, начали рассматривать следы у будки. Я высунулся только, посмотрел, что снега уже насыпано столько, что не определить, ходил ли кто тут после меня, и юркнул обратно в машину.

Парни тоже залезли в «уазик», и сержант, вырулив на узкий проселок, осторожно повел «буханку» под уклон по извилистой дороге, рассказывая лейтенанту куда едем:

– Сейчас за поворотом хутор будет. Там два дома, в одном сейчас не должно никого быть, хозяин в Великополье, в больничке. Во втором семья живет. Дед, Иваныч, и дочка его, Танька Рыжая, – Артем вопросительно посмотрел на лейтенанта, но тот узнавания взглядом не продемонстрировал, и сержант, усмехнувшись о чем-то себе, продолжил: – Ну она, короче, еще года два назад у нас жила на районе, ее все знали, а как замуж выскочила, так сюда переехала. Муж ейный, точно как зовут не помню, Коля вроде, на голову больной, у него и справка есть.

– А почему больной? Бешеный, что ли?

– Да он сначала за речку уехал, по срочной, как раз на самое начало попал, оттуда под дембель на дизель[2]загремел. Хорошо так, года на три. А когда дослужил, через пару месяцев с Танькой и заженихался. В депо устроился, но турнули сразу – и месяца не проработал. Сейчас тут не вылезая живет, по хозяйству только занимается. И бухает, конечно, как… – последнее предложение Артем явно не договорил, но продолжать не стал.

Он остановил машину перед очередным изгибом дороги, застегнулся, подхватил укорот. Лейтенант тоже засуетился. Глянув на них, я отметил, что хоть Артем и выглядел смешно, со своими ушами парашютами и ногами спичками из бушлата, но действует спокойно и степенно, буквально источая уверенность, чего не скажешь о лейтенанте. По этому-то видно, что погоны недавно надел.

– У них двое детей было, – продолжил сержант, – маленький помер от простуды вроде, старшего после этого в детдом забрали. Когда забирали, Колян этот стрельбу чуть не устроил, пьяный был как обычно. Так что аккуратней сейчас, ружье у него тогда отобрали, но мало ли, может, еще одна берданка есть. Пошли? – договорив, полуутвердительно спросил сержант и полез из машины.