Что знает ночь? - Дин Кунц

Войдя в стенной шкаф своей комнаты, Зах потянул за веревку, которая опускала крышку потолочного люка, и раздвижная лестница выдвинулась к его ногам.

С тех пор как прошлой ночью он обнаружил лестницу в таком положении, Зах думал над тем, как такое могло случиться, и решил, что причина чисто механическая. Такая мысль, собственно, сразу пришла ему в голову. Усадка дома изменила положение запорного механизма, и теперь время от времени лестница будет раскладываться сама по себе, под действием собственного веса.

Он уже не видел необходимости в том, чтобы просить отца помочь ему в обследовании технического полуэтажа между вторым и третьим этажом, потому что он никого не мог там найти. Прошлой ночью у него разыгралось воображение из-за блинского сна, в котором большие руки пытались оторвать его лицо и выдавить глаза подушечками пальцев, широкими, как столовые ложки. Он даже немного разочаровался в себе из-за того, что его потряс столь идиотский сон. За прошедшие годы ему несколько раз снилось, что он может летать, как птица, парить над всеми, парить над городом, но он никогда не прыгал с крыши, чтобы посмотреть, может ли он быть легче воздуха, и не собирался прыгать, потому что сны — всего лишь сны.

Теперь он намеревался обыскать технический полуэтаж не потому, что там шнырял какой-то плохиш, замышляя недоброе и гогоча, как фанат фантома Оперы, но просто из принципа, чтобы доказать себе, что он не трусохвост и сердце у него не цыплячье. Он прихватил с собой фонарь и большую мясную вилку с костяной рукояткой, поэтому чувствовал, что к экспедиции готов.

Получив от миссис Нэш сэндвич и фрукты, Зах отнес их в свою комнату, какое-то время подождал и вновь спустился на кухню за ножом, зная, что в это время мистер и миссис Нэш находятся в подсобке, тоже едят ленч. Он выдвинул не тот ящик, в нем лежали мясные вилки, вертела, но не ножи, услышал, как миссис Нэш говорит: «Никаких проблем, дорогой, я сейчас принесу», схватил большую мясную вилку, задвинул ящик и выскочил из кухни, чтобы она там его не увидела. Ему достался, конечно, не нож, но длина каждого из двух остро заточенных зубцов вилки составляла четыре или пять дюймов. Пусть даже ни один морпех не стал бы сражаться таким оружием, он держал в руке не детскую игрушку.

Зажав рукоятку зубами, так что зубцы торчали в сторону, прямо-таки дебильный пират, собравшийся брать на абордаж индейку, с фонарем в левой руке, он поднялся по лестнице. Наверху сел на раму люка и включил гирлянды ламп, протянувшиеся по всему техническому полуэтажу.

Пол отделали полностью, покрыли доски ламинатом, так что он мог передвигаться на заднице или на коленях, не боясь заноз, и даже идти, пусть не в полный рост. Высота потолка составляла пять футов, Зах уже вырос до пяти футов и шести дюймов, возможно, еще и обогнал бы шестифутового отца, но пока ему не составляло труда ходить по этому полуэтажу пригнувшись.

Помимо гирлянд рабочих ламп и фонаря, на техническом полуэтаже имелся и еще один источник света, пусть и очень слабого. Вентиляция полуэтажа, препятствующая возникновению плесени, осуществлялась через каналы в стенах, закрытые металлической сеткой, с которой, однако, иной раз справлялись зубы белок. Через эти вентиляционные каналы и проникал дневной свет. Фонарь прорезал темноту там, где ее не разгоняли лампы, но смещающийся луч приводил в движение тени: они скользили, и переплетались, и трепыхались, и казалось, что краем глаза ты выхватываешь из темноты того, кто прячется от тебя.

На техническом этаже различных агрегатов, и труб, и кабелей, и клапанов, и коробов было больше, чем в машинном отделении блинского линкора. Лабиринт, вот куда попал Зах. Лабиринт, наполненный мягким гудением машин, щелканьем реле, шипением горящего сжиженного газа. Воздух пах пылью, горячим металлом, инсектицидами, которые для профилактики рассыпал по углам крысолов с тараканьими усами.

Держа фонарь в одной руке и вилку в другой, Зах уже прошел половину лабиринта, когда гирлянды ламп погасли, и он услышал, как захлопнулась крышка люка, соединяющего технический этаж со стенным шкафом в его комнате. Прошлой ночью, с натянутыми, как струны, нервами, когда он представлял себе, что может случиться, если он поднимется наверх, чтобы провести обыск, такой вариант развития событий не пришел ему в голову.

Его фонарь погас. Луч слабел, слабел, слабел, а потом пропал вовсе.

Зах не был полнейшим идиотом, чтобы поверить, что одновременная потеря обоих источников света — совпадение. Ему грозила смертельная опасность, никаких сомнений, а в ситуации, когда тебе грозит смертельная опасность, самое главное — сохранять спокойствие и думать. Никому не удалось бы пережить блинский Гуадалканал,[15]или Иводзиму, или ужасы леса Белло, зовя на помощь и слепо бегая туда-сюда.

Технический полуэтаж мог быть лабиринтом, это правильно, но из каждого лабиринта есть выход, и Зах достаточно четко представлял себе свое местоположение относительно люка. Вентиляционные каналы ничего не освещали, но сами светились и таким образом обозначали периметр, то есть тоже помогали определиться с направлением движения. Крошечные красные, зеленые, желтые и синие диоды-индикаторы на котлах и увлажнителях воздуха служили путеводными звездочками.

Что тревожило его больше всего, даже в сравнении с темнотой и сложностями обратного пути, так это чье-то присутствие на техническом этаже. Сила тяжести, конечно же, могла стать причиной того, что неуравновешенная крышка люка открылась, и лестница раздвинулась, но поднять крышку эта самая сила тяжести никак не могла. И не было у гравитации пальцев, которые выключили свет.

Если какой-то маньяк, на губах которого пузырилась пена, решил тайно жить на техническом этаже, более бесшумный и более рехнувшийся по сравнению с белками, он не мог быть мирным маньяком.

Зах продолжал сжимать потухший фонарь в левой руке, потому что фонарь тоже мог послужить оружием, дубинкой, которой он оглушил бы противника после того, как насадил бы его на вилку. В разгар битвы, если заканчивались патроны и ломался штык, не оставалось ничего другого, как сражаться подручными средствами. У него не было ни пистолета с патронами, ни штыка, он сразу вооружился подручными средствами, но принцип оставался тем же.

Какое-то время Зах стоял не шевелясь, дожидаясь, когда враг выдаст свою позицию. Но слышал он только шум котлов и других агрегатов. И чем дольше он слушал, тем больше все эти шипения и пощелкивания напоминали звуки, издаваемые насекомыми, которые договаривались о совместных действиях, словно он оказался посреди какого-то трехнутого улья.

Он сказал себе, что предположение о смертельной угрозе, возможно, неправильное, что какой-то шутник мог затеять с ним веселенькую игру. Наоми могла попытаться так напугать его. Забраться на технический полуэтаж, выключить свет, спуститься и сложить лестницу, чтобы крышка автоматически поднялась. Они пытались выставить друг друга на посмешище, иногда более настойчиво, иногда менее, в последнее время, пожалуй, более, но шутили по-доброму. Здесь он ничего доброго не видел. Здесь чувствовалась реальная угроза. Кроме того, если бы люк закрыла действительно Наоми, она бы не смогла сдерживаться больше десяти секунд, открыла бы крышку и смеялась как безумная, чтобы он мог ее слышать.