Метрополис. Город как величайшее достижение цивилизации - Бен Уилсон

Но даже если Александрия была задумана так, чтобы контролировать свое население и воплощать верховную власть, то она не могла делать то и другое бесконечно. Александрийская толпа становилась со временем все менее управляемой, но все более грубой и громкой. Египетский метрополис не был заключен в решетку собственной планировки; он был прославлен не только как место серьезных исследований, но и как место легендарного гедонизма, роскоши и городских волнений. Космополитизм этого имперского мегаполиса придавал ему определенный интеллектуальный характер. Афины образовывали единство, поскольку они превратились в некое сверхплемя, объединенное любовью к городу, военным патриотизмом, участием в демократии и чувством исключительности. Александрия же, обширная и разнообразная, более напоминала микрокосм, копию мироздания. Толерантность к инновационному мышлению – до той поры, пока оно не забредало в опасную область философских или политических теорий, – привлекала сюда лучшие умы со всего мира, чтобы они могли вступить в контакт с другими такими же умами. Компиляторы, сортировщики и редакторы Библиотеки не были ограничены шовинистическими идеями о том, из чего состоят и из чего не состоят культура и знание. Они работали с вавилонскими, финикийскими, египетскими и еврейскими текстами (помимо иных), а не только с греческими.

Александрия была насыщена жизнью, настоящий космополис, город из 500 тысяч человек, гибрид из различных традиций и рас, скрепляемых вместе жесткой автократией. Она позволяла и поощряла столкновения культур и цивилизаций таким образом и в таком масштабе, которые ранее были неведомы человечеству и которые были бы невозможны в условиях демократии, подозрительно относящейся к чужакам. Ее отравляющий экзотизм стал приманкой для поднимавшей голову мировой сверхдержавы.

Пока римляне неостановимо двигались по Средиземноморью, завоевывая новые и новые земли, государство Птолемеев клонилось к упадку. Но Александрия сыграла ключевую роль в политическом кризисе, охватившем Рим. Пьянящее влияние столицы Египта подействовало как наркотик на умы сразу нескольких выдающихся римских деятелей. Когда Юлий Цезарь вмешался в гражданскую войну между Птолемеями, он обнаружил не только таинственную культуру и самый богатый город мира, он влюбился. Вероятно, речь шла не о большой красоте; но Клеопатра была истинной дочерью Александрии. Умная и хитрая, хорошо образованная, бегло говорившая на греческом, латыни, еврейском, эфиопском, арамейском и египетском, она имела язык, по выражению Плутарха, «как инструмент со многими струнами».

Глядя в прошлое, на собственную историю, римляне позже верили, что Клеопатра и Александрия заколдовали величайшего полководца мира и ускорили гибель республики. Цезарь не просто влюбился в Клеопатру, его заинтересовал гибрид эллинистической и египетской культур, с которым он столкнулся. Не последним, что привлекло его внимание, стала концепция божественной монархии. После убийства Цезаря в 44 году до н. э. и последовавшей гражданской войны Клеопатра приняла сторону Марка Антония, одного из трех соратников Цезаря, правивших в Риме. Клеопатра и Антоний стали любовниками в Александрии зимой 41/40 года до н. э., отмеченной бесконечными увеселениями, пирами и оргиями. «Утомительным было бы перечислять все безумства Антония в Александрии», – писал устрашенный Плутарх. Как и Цезарь ранее, Антоний пал перед лицом легендарной роскоши великого города. Он правил восточной частью империи из Александрии; западная ее половина находилась под контролем Октавиана, приемного сына Цезаря. Римляне с ужасом и отвращением наблюдали, как Антоний погружается в политический мир Александрии, пытается создать собственное государство. Приняв культуру египетского мегаполиса, Антоний был прославлен как живой бог Дионис; Клеопатре поклонялись как воплощению Афродиты и египетской богини Изиды. Последней соломинкой стал так называемый Александрийский дар, документ, согласно которому восточная часть Римского государства была разделена между Клеопатрой и ее сыновьями: одним от Юлия Цезаря и тремя отпрысками от Антония.

Римский сенат отказался ратифицировать эти оскорбительные для народа планы. Октавиан в свою очередь не собирался поощрять признание законным сына Цезаря и Клеопатры, поскольку это превратило бы обитавшего в Александрии юного фараона в наследника Римского государства. Враги Антония говорили, глядя на него, что со своими божественными претензиями он поставил любовь к Александрии выше любви к Риму. Началась неизбежная гражданская война, и Александрия снова сыграла ключевую роль. Когда Октавиан победил Антония в битве при Акции в 31 году до н. э., Антоний и Клеопатра бежали в последнее убежище, в великий метрополис Птолемеев. И здесь, когда армия Октавиана овладела городом, они совершили самоубийство. Египет потерял независимость и стал частью Римской империи; Александрия из столицы превратилась в один из крупнейших городов на орбите Рима.

В момент триумфа в Александрии, когда его соперники оказались мертвы, Октавиан стал верховным правителем Рима. Со временем он добавил к своему имени сочетание «Цезарь Август». Как и другие римляне перед ним, Октавиан Август восхитился размером, красотой и величием Александрии. Он был известен тем, что превратил Рим из кирпичного в мраморный, и нет сомнений, что это произошло благодаря увиденному в Египте.

Александрия долгое время оставалась интеллектуальным центром Средиземноморья. Но Библиотека понемногу ветшала, ее коллекция папирусов уменьшалась из-за пожаров, войн, жадных императоров, сырости и сжигавших книги епископов. В 365 году то, что осталось от славы космополиса Птолемеев, было уничтожено цунами, порожденным подводным землетрясением.

Вселенским городом, центром мира, которым долго была Александрия, стал Рим. Недавние исследования ДНК тел, обнаруженных в окрестностях города археологами, показали, что в период роста до 27 года до н. э. римляне представляли собой смесь жителей Италии, Восточного Средиземноморья и Северной Африки. Но уже в имперскую эпоху город стал настоящим «генетическим перекрестком Европы и Средиземного моря», там встречались люди, рожденные от Скандинавии до Центральной Азии. Рим был, согласно высказыванию греческого ритора Элия Аристида, «твердыней, для которой все народы земные являлись не более чем селянами».

«Больше» всегда значило «лучше» для римлян: большие города, большие общественные здания, большие амбиции, большие территории, больше роскоши, власти, богатства. Когда понимаешь масштабы, в которых существовала столица колоссальной империи, то не можешь справиться с ошеломлением.

Если вы хотите ощутить всю славу Рима в самом ее полном воплощении, то можно взглянуть на одно здание, воплощающее громадный аппетит этого города. «Вкалывай и будь осторожен, отойди в сторону! – гласит панегирик поэта Стация. – Я пою об общественных банях, которые сверкают белоснежным мрамором!»[109]

К III веку в Риме имелось одиннадцать просторных имперских бань (термы) и около 900 balneae меньшего размера (некоторые были частными), так что было из чего выбирать. Но самыми восхитительными были термы, построенные братоубийцей и психопатом императором Каракаллой в 212–216 годах. На их возведение понадобилось 6300 кубических метров мрамора весом 17 тысяч тонн. Комплекс располагался в парке, центр сооружения венчал огромный купол – почти столь же большой, как на Пантеоне.