Путин навсегда. Кому это надо и к чему приведет? - Владимир Большаков

Найти более интернациональный народ, чем русский, трудно. Но этим, увы, в ущерб русским веками пользовались другие малочисленные народы, мелкие этносы и народности. В СССР нам со школьной скамьи вдалбливали, что царская Россия была "тюрьмой народов". Это чудовищная ложь. Как в такой "тюрьме" реально обстояло дело с их правами можно судить, например, по книге великого Д. И. Менделеева "К познанию России". В ней он писал незадолго до революции 1917 года, что для "туземных национальностей" слишком много сделано в России, и что "пришла пора пристальней позаботиться о русском племени". А писатель В. В. Розанов (в 1911) выразил это так: "Душа плачет, куда же все русские девались?.. Я ужасно плачу о русских, ибо думаю, что погибает само племя, что вообще попирается все русское" (Цит. по "Новый мир", 1991, № 3, с. 227.). Розанов увидел это попрание всего русского за 6 лет до большевистского переворота. Но тогда это были еще цветочки!

А. И. Солженицын в своей статье "Русский вопрос" писал о положении "туземных народов" в царской России следующее:

"К концу XIX века Российская империя достигла своего замысленного или, как тогда говорили, "естественного" (для незащищенной огромной равнины) территориального объема: во многих местах до географических рубежей, поставленных самою природой. Но странная это была империя. Во всех других известных тогда империях метрополии жирно наживались за счет колоний, и нигде не было такого порядка, чтобы жители какой колонии имели больше прав и преимуществ, чем жители метрополии. А в России было — как раз все наоборот".

Кроме Польши, имевшей значительно более либеральную конституцию и строй жизни, чем в России, широчайшими льготами пользовалась Финляндия, которая вообще до разгрома Петром I шведов не имела государственности. При Александре I финны получили прав больше, чем под шведским управлением; до конца XIX в. народный доход возрос там в 6–7 раз, Финляндия достигла процветания, во многом потому, что не выплачивала своей пропорциональной доли общегосударственных расходов России. Так же и рекрутский набор из Финляндии брался втрое меньше среднероссийского, так что "в вооруженной до зубов Европе Финляндия делала для своей защиты меньше, чем Швейцария" (а при Николае II и вовсе была освобождена от воинского набора). Зато "высшие русские правительственные учреждения были переполнены финляндцами, они занимали важнейшие военные должности в русской армии и в русском флоте, а русские могли занимать в Финляндии какие-либо должности и приобретать там недвижимость только при условии перехода в финляндское подданство", "в нескольких километрах от своей столицы русские должны были подвергаться осмотру на финляндских таможнях… объясняться по-фински с чиновниками, упорно не желавшими говорить по-русски" ("История XIX века". Под ред. Лависса и Рамбо. ОГИЗ. М. 1938, т. 1, сс. 417–418.). Не в такой разительной форме, но и "азиатские национальные окраины России получали огромную финансовую помощь из центра, все они стоили затрат больших, чем приносили государству доходов. И от рекрутской повинности многие из них ("киргизы", т. е. казахи, и среднеазиаты) были освобождены — притом без замены ее военным налогом. Искусственный отлив средств от центра к окраинам — усугублял "оскудение Центра". Население, создавшее и державшее Россию, все ослаблялось. Подобного явления мы не наблюдаем ни в одной из европейских стран". (А. И. Солженицын. "Русский вопрос".)

После распада СССР интернациональное сознание русского народа было потрясено тем разгулом ненависти и насилия, которые русские люди испытали на себе практически во всех бывших советских республиках и автономиях. И самое страшное было в том, что их никто не защитил. Ни в РФ, ни за ее пределами. Сборник "Геноцид русских в Чечне" полон страшных документов и рассказов очевидцев о массовой резне русского населения, устроенной дудаевцами в Грозном и других городах "Ичкерии". Да и в наши дни, когда уже в Чечне и Ингушетии русских остались единицы, приходят сообщения о том, что то там, то здесь вырезали целиком русскую семью вместе с малыми детьми… В 90-х годах туземные "реформаторы" изуверскими казнями и пытками заплатили русским за "становление демократии" в Приднестровье, в Узбекистане, Таджикистане, Киргизии, Казахстане, Туркменистане, Грузии… С русских сдирали живьем кожу, жгли на кострах, клеймили раскаленным железом. Только за то, что они русские. Думаю, что такие проявления "интернационализма" из памяти русского народа не вытравить уже никогда. Веками надо будет лечить эту память.

В июле 2009 г, отмечая годовщину конфликта в Южной Осетии, украинский "Еженедельник 2000" опубликовал статью под симптоматичным названием: "200 лет "презрения и ненависти": особенности грузинской русофобии". Заголовок статье дали слова известного в СССР режиссера Отара Иоселиани, который заявил буквально следующее: "Мира у нас с Россией никогда не будет!.. Если раньше мы испытывали к ней презрение, сейчас возникла ненависть". ("Еженедельник 2000", 31.07.2009). В той же статье были приведены воспоминания Дмитрия Выдрина, опубликованные еще в декабре 2005 г. Вот они:

"… Это был первый визит президента Кучмы в Грузию. Первым, помнится, поднял бокал Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе. И тост его был за бравых парней из УНА-УНСО (т. е. за тех самых любимых Виктором Ющенко предателей и фашистских подручных. — В. Б.). Наша делегация странно переглянулась, но, уважая хозяина, за это выпила. Потом были разные дежурные тосты: за мир, процветание, дружбу. Пока очередь не дошла до пресс-секретаря президента. Я как раз сидел между ним и Нани Брегвадзе, которая перед этим пела для нас русские романсы и села уже за стол. Все были уже немножко пьяненькие, поэтому тост пресс-секретаря был довольно-таки разухабистым. Он сказал: "Давайте выпьем за русских!" и сделал паузу. Все, естественно, недоуменно переглянулись, а пресс-секретарь хитренько так усмехнулся и продолжил: "Поскольку нам — грузинам и украинцам — повезло, что русские есть на свете. Мы у русских научились забирать все. Мы спим с их самыми красивыми женщинами, мы забрали у них лучшие романсы — вот Нани только что показала, что это уже не их, а наши романсы — мы забираем у них нефть и газ без оплаты… Поэтому давайте выпьем за этих лохов, которые нас кормят, поят и обеспечивают". ("УП", 30.12.05).

Вот так, говоря словами Александра Исаевича Солженицына, "мы докатились до Великой Русской Катастрофы 90-х годов XX века".

"За столетие многое вплеталось сюда, — писал он. — Девятьсот Семнадцатый год, и 70 лет большевицкого развращения, и миллионы, взятые на Архипелаг ГУЛаг, и миллионы, уложенные без бережи на войне, так что в редкую русскую деревню вернулись мужчины, — и нынешний по народу "удар долларом", в ореоле ликующих, хохочущих нуворишей и воров.

В Катастрофу входит — прежде всего, наше вымирание. И эти потери будут расти: в нынешней непроглядной нищете сколькие женщины решатся рожать? Не менее вчислятся в Катастрофу и неполноценные и больные дети, а они множатся от условий жизни и от безмерного пьянства отцов. И полный провал нашей школы, не способной сегодня взращивать поколение нравственное и знающее. И жилищная скудость такая, какую давно миновал цивилизованный мир. И кишение взяточников в государственном аппарате — вплоть до тех, кто по дешевке отпускает в иностранную концессию наши нефтяные поля или редкие металлы. (Да что терять, если предки в восьми изнурительных войнах лили кровь, пробиваясь к Черному морю, — и все это как корова слизнула в один день?). Катастрофа и в расслоении русских как бы на две разных нации: огромный провинциально-деревенский массив — и совсем на него не похожая, иначе мыслящая столичная малочисленность с западной культурой. Катастрофа — в сегодняшней аморфности русского национального сознания, в сером равнодушии к своей национальной принадлежности и еще большем равнодушии к соотечественникам, попавшим в беду. Катастрофа и в изувеченности нашего интеллекта советской эпохой: обман и ложь коммунизма так наслоились на сознание, что многие даже не различают на своих глазах эту пелену… Катастрофа и в том, что для государственного руководства слишком мало у нас людей, кто б одновременно был: мудр, мужественен и бескорыстен, — все никак эти три качества не соединятся в новом Столыпине.