Цыганская песня: от «Яра» до Парижа - Коллектив авторов

и Полякова потребовал огромных как духовных, так и материальных затрат. Аранжировщиком и гитаристом там был блестящий музыкант Костя Казанский, тот самый, кто делал позднее «Натянутый канат» с Высоцким. Он вспоминал:

Костя Казанский, Алеша Димитриевич (второй справа), Михаил Шемякин и музыканты на записи альбома. 1976

Это было трудно – не то слово. У меня одна сторона головы седая из-за Алеши, а другая – из-за Володи Полякова, с которым я тоже потом записывал альбом. Алеша же не знал нотной грамоты. И вот он входит в студию, а там музыканты смотрят в ноты. Он вышел оттуда весь белый, аспирина у моей жены попросил. А мог ведь и вообще уйти. Потому что они читают ноты, причем ноты его песен, а он нет – и кто он тогда? Он ужасно гордый был и боялся очень. И поэтому, наверное, эта пластинка, которую мы сделали, так и осталась единственной. Ему ведь предлагали потом записываться с джаз-бандом, но он испугался, что не получится: он старый был уже человек и никогда этого не делал… Были еще разговоры о втором альбоме, но, откровенно говоря, я не уверен, что у Алеши набралось бы песен. У него был очень небольшой репертуар, такая странная смесь всеми забытых вещей. Ведь ни «Мурку», ни «Гоп со смыком» он вообще-то не пел. В гостях, в чужих домах, он пел только романсы. И на своей единственной пластинке записал «Мурку» только потому, что Шемякин попросил. Он и слов-то не знал – ему Высоцкий из Москвы прислал. Причем слова ему не понравились, и он сочинил свои – «Алеша в ресторане в злость напился пьяный»…

Два месяца по гримеркам «Распутина» сочинял… Я до сих пор не знаю, понравился ли Алеше этот альбом. Он так ничего и не сказал. Не поругал, но и не похвалил. Возможно, он так и остался для него такой… странной вещью. Все-таки они были полевыми цыганами, все эти штуки были им непонятны. Когда его сестра Валя услышала, что у Алеши на пластинке звучит саксофончик, она меня подозвала и грозно так спросила: ты что, хочешь, чтобы мой брат играл джаз?! Валя могла так посмотреть, что ты сразу обмирал весь. Но, правда, потом сразу же сказала, что тоже такой альбом хочет. Они же все были очень ревнивые…[27]

В 1979 году во время пребывания Высоцкого в Париже Марина Влади познакомила его с Цыганом Алешей. Эту встречу в книге «Владимир, или Прерванный полет» актриса описывает так:

На улице, где находится театр «Эберто», стоит небольшое светлое здание. Здесь за фасадом прячутся ночной ресторан и небольшая гостиница. На втором этаже уже много лет живет человек, который относится ко мне как к дочери, – русский цыганский барон в Париже Алеша Дмитриевич. Этот титул он, возможно, присвоил себе сам, но величавость и царственная манера держаться у него соответствующие. И потом, он как никто умеет заставить рыдать свою гитару, голос его, кажется, прорывается из самой глубины человеческого страдания и неизменно очаровывает ночных красавиц.

…Алеша, влюбившись в атмосферу этого дома, поселился здесь в маленькой комнатке на втором этаже.

Однажды мы приходим сюда днем. Дверь долго не открывают, потому что это необычное время для ночных завсегдатаев. Через несколько минут все же щелкает замок и дверь открывается. Хрупкая фигурка отходит в тень и исчезает. С прошлой ночи остался такой сильный запах пепла, пота и духов, что нечем дышать. Подруга Алеши – молодая светловолосая и бледная француженка, которая из любви к нему проводит ночи, переодевшись в цыганку, говорит приглушенным голосом: «Он сейчас спустится, подождите здесь, наверху очень тесно».

Ты сгораешь от нетерпения. Ты уже давно слушаешь его пластинку, которую я привезла в Москву. Ты знаешь все связанные с ним истории и анекдоты: ночи, проведенные им, моим отцом и Кесселем в кабаре, советы Алеши: «Никогда не пей водки, когда нюхаешь кокаин», – мне было в ту пору тринадцать лет. Когда у Дмитриевичей украли все их богатства и я дала им денег, они приняли мой подарок молча – цыгане берут деньги как должное. Алеша спускается, отрывистый кашель предваряет его появление. В темноте кабака лишь солнечный луч просачивается с улицы и танцует в табачном дыму.

Ты стоишь в профиль ко мне, я вижу твои прозрачные глаза, слышу, как ты дышишь. В тот момент, когда ноги Алеши попадают в луч света, начинается как будто замедленная съемка. Потом мы видим его лицо, натянутую на скулах смуглую кожу, исполосованную тысячью морщин, которые разбегаются от глаз – черных, блестящих и пронзительных. Глядя в упор друг на друга, вы беретесь за гитары – так ковбои в вестернах вынимают пистолеты – и, не сговариваясь, чудом настроенные на одну ноту, начинаете звуковую дуэль. Утонув в большом мягком кресле, я наблюдаю за столкновением двух традиций. Голоса накладываются: один начинает куплет, второй подхватывает, меняя ритм. Один поет старинный романс, с детства знакомые слова – это «Цыганочка». Другой продолжает, выкрикивает слова новые, никем не слышанные:

…Я – по полю вдоль реки!

Света – тьма, нет Бога!

А в чистом поле – васильки

И дальняя дорога…

Вы стоите совсем близко друг к другу, и теперь я вижу в полоске света два упрямых профиля с набухшими на шее венами. Потом вдруг – одно движение руки: постой, послушай…

И жалуется гитара; мы тонем в ее плаче. Солнце теперь светит с другой стороны, скульптурно вырисовывая ваши лица, потом и они уходят в тень, и видно лишь светлое дерево гитар и ваши такие разные руки, пальцы, рвущие струны. Уважение друг к другу, возникшее с первых минут знакомства, останется у вас на всю жизнь. В противоположность остальным членам семьи Дмитриевичей Алеша единственный ни разу не взял денег, которые ты швыряешь безумными ночами направо и налево: на следующий день он возвращает тебе эти деньги, аккуратно запечатанные в конверт…

А. Димитриевич и В. Высоцкий. Париж, середина 1970-х

До сих пор в среде коллекционеров ходят слухи о задуманном двумя великими шансонье совместном альбоме. Эти слухи подтвердил мне в интервью и актер Игорь Кваша, много общавшийся с Димитриевичем в Париже в середине 80-х годов.

Представьте, какой невероятной энергетикой надо было обладать этому человеку, если даже Владимир Семенович Высоцкий