Карта нашей любви - Изабель Брум

– Это сложно, – сказала она, пытаясь вложить в два слова все, чего не могла объяснить. – Моя жизнь – в Лондоне, и мне не нужен дом в Греции.

– Это самое безумное из того, что я когда-либо слышал. – Эйдан даже хлопнул себя по ноге. – Любой человек в мире был бы счастлив, если бы ему подарили дом в таком месте, как это.

– Я не такая, как все.

Электрический разряд, возникший между ними, все еще не исчез, но быстро сменился с флирта на раздражение. Эйдан почувствовал изменение в настроении Холли и сделал паузу, отпив пива и недоуменно глядя на нее.

– Послушай, извини, – в итоге произнес он. – Это правда не мое дело, что ты сделаешь с собственным домом.

– Спасибо. – Холли почувствовала облегчение.

– Просто я знаю, как Сандра хотела, чтобы он был твоим, – продолжил он.

Холли раздраженно отхлебнула пива и в итоге пролила большую часть на свой топ.

Почему Эйдан пытается заставить ее почувствовать себя виноватой? Неужели он не понимает, насколько ей трудно и так?

– Что она говорила обо мне?

Если Эйдан хочет поиграть в эту игру, она заставит его тоже немного пошевелиться.

– Ничего, только то, что у нее осталась ты и дом. – Холли показалось, что он хитрит.

– Она должна была говорить что-то еще, – не сдавалась она. – Ну, давай.

– Еще пива? – Эйдан поднял руку в сторону бара.

– Да перестань менять тему. – Холли начинала закипать, ей пришлось глубоко вздохнуть, чтобы утихомирить первую волну злости, поднимавшуюся в груди. Эйдан ответил ей такой расслабленной улыбкой, что она не смогла не улыбнуться в ответ. Черт побери, он безумно ее раздражал.

Официант, который принес напитки – еще одно пиво для Холли и бутылку воды для Эйдана, – выглядел лет на восемьдесят. Его крючковатые руки тряслись, когда он держал поднос, а на щеках темнели большие пигментные пятна. На нем была черная футболка без рукавов, из горловины выступали густые седые кудрявые волосы, а его ноги были босыми.

Эйдан поблагодарил его за напитки, потом кивнул Холли.

– Это Йоргос, – сказал он. – Он знал твою тетю Сандру.

Йоргос распрямил шею и уставился на Холли, как дружелюбный гриф. Его глаза слегка прояснились; яркого голубого цвета, они казались прозрачными, как море в Порто Лимнионас. Повернувшись к Эйдану, он начал быстро говорить по-гречески, иногда делая паузы, чтобы дать ему возможность перевести его слова для Холли.

– Он говорит, что твоя тетя была очень красивой, но ты еще красивее, – сказал Эйдан. – Она шила свадебное платье для его внучки десять лет назад, и это был самый счастливый день в его жизни.

Холли почувствовала прилив гордости и широко улыбнулась Йоргосу.

– Он хочет знать, замужем ли ты, – добавил Эйдан. Холли покачала головой.

Старик что-то сказал Эйдану, оба рассмеялись, но Холли осталась без перевода. Еще десять минут они слушали истории про Сандру от Йоргоса. Она знал ее с тех пор, как она первый раз приехала на остров со своими родителями, а подружились они, когда она вернулась после их смерти. Он помнил маму Холли тоже, и подчеркивал, что она была такой красивой и такой беспечной. Когда Холли попросила Эйдана сказать ему, что мама умерла, он искренне огорчился, протянул руку через стол и пожал ее руку.

– Твоя мама была особенной женщиной, – сказал Эйдан, когда Йоргос расцеловал их обоих в щеки и скрылся внутри бара.

– Это точно, – ответила Холли, не пытаясь скрыть презрения в голосе.

– Ты не говорила, как она умерла, – осторожно заметил Эйдан.

– Автомобильная катастрофа, – быстро ответила Холли. Это была такая очевидная ложь, но в любом случае правда гораздо более печальна.

Эйдан сидел молча несколько секунд, потом показал на пустую бутылку пива:

– Еще одну в дорогу?

Холли знала, что он ей не поверил. Он понял, что она соврала, так же ясно, как то, что небо голубое. Однако она была благодарна ему за то, что он не стал выводить ее на чистую воду. Она не могла отделаться от чувства вины. В конце концов, он абсолютно честно рассказал ей о своей матери, но она пока не чувствовала ответной готовности к откровенности.

Многие годы правда оставалась похороненной. Она даже не знала, как будет произносить эти слова, не говоря уж о том, что почувствует. Эйдан уже считал ее сумасшедшей, и внутренний голосок шептал: «Ты же не хочешь спугнуть его, правда?»

Эйдан молчал всю дорогу обратно в Литакию. Он погрузился в свои мысли, а Холли вообще никогда не любила светские разговоры. Вместо этого она смотрела, как меняется ландшафт, ее взгляд уходил дальше и дальше, к бесконечной синеве моря. Она уехала из дома всего несколько дней назад, но в какой-то степени ей казалось, что она всегда жила здесь. Возможно, потому что часть ее всегда оставалась здесь – ее тетя. Может быть, поэтому она захотела, чтобы Холли приехала и увидела остров сама? Боялась, что, когда она умрет, это место останется заброшенным?

День получился длинным, и мысли, бурлящие в голове Холли, начали выматывать ее. Она облегченно вздохнула, когда они завернули за угол и поехали на верх горы к своим домам. Впервые за очень долгое время она не могла дождаться, чтобы лечь в кровать и закрыть глаза. Она знала наверняка, что не придется долго ждать, пока сон навалится и унесет ее прочь.

Эйдан сначала открыл дверь Филану, потом подошел к двери Холли, и на секунду их глаза встретились через окно джипа.

– Мне завтра нужно провести утро в клинике, – сказал он ей, когда она выбралась на дорожку. – Но я подумал, может быть, доедем до Кери после обеда?

Холли сверилась с картой. Кери был не очень далеко, и кто-то (почему-то в этот раз ей показалось, что это была мама) написал «красавчик бармен в „Океане“» большими размашистыми буквами.

Эйдан взглянул на карту и усмехнулся:

– Красавчика бармена обещать не могу, но «Океан» все еще там. Мы могли бы там пообедать, если ты непротив.

Холли кивнула.

– Я бы этого очень хотела.

Они шли по тропинке в тишине, рядом бежал верный Филан, и Холли почувствовала успокаивающий запах лимонных и инжирных деревьев. В тот момент она поняла, что все хорошо.

– Спокойной ночи, Холли, – мягко сказал Эйдан и ушел.