Игорь. Корень рода - Юлия Гнатюк

– А Скальд ему того не простил… – вздохнул худощавый ободрит, и оба постояли, почтив молчанием мученически убиенного собрата.

Когда уселись на бревно, Велесдар поднял очи на содруга.

– Ну, что, ушёл? – спросил он с глубоко запрятанной болью.

– Ушёл. Кроме Киевской дружины ещё и Новгородскую с собой взял, с нашим богатырём свентовидовым Руяром во главе, – вздохнул Могун, снимая с плеча котомку.

– Не внял ни матери Ефанде, ни нам, волхвам, князь Игорь, в стремлении своём идти в поход за добычей богатой да славой воинской, – печально молвил Велесдар, огладив бороду. – Как бы не захмелел наш князь от враз охватившего его разум и сердце духа полной свободы…

– Игорь стремится убедить себя и других, что он настоящий муж и воин, – кивнул согласно Могун.

– Слыхал я, поход на море Хвалисское задумали темники Варяжской дружины, знакомое дело. У нас в Вагрии князья, что по Варяжскому морю обитали, частенько сговаривались если не купцов охранять, то в набеги идти. Сбирались они как раз на острове Руян, там где храм Свентовида, где и нёс службу в молодости наш Руяр. Он есть живое воплощение мужества рыкарей сего храма. Только князю мало быть Перуновым воином, ему ещё мудрость Велесова нужна да разум Сварожий, дабы триединством сим жить и править. Повинным я себя перед ним чую, – вздохнул Велесдар, – я ведь его сызмальства наставлял и голову впервые брил. И всему, что надо знать князю, учил. Все его прошибки, то мои прошибки.

– Оттого и ушёл ты в лес, чтоб не благословлять Игоря на дело сомнительное, – тихо молвил Могун. И после раздумья продолжил. – По себе ведаю, как трудно волховской мудрости учиться, коли внутри дух воинский горит, ох, и тяжко, брат Велесдар! – ответил Могун.

– Будем надеяться, что беда научит, коли счастье научить мудрости не смогло, – ещё раз вздохнул Велесдар. – Надеяться, да богов о том молить. А помощи я несказанно рад, тем более твоей, – окинул оком богатырскую стать содруга Велесдар, – ты один целой артели стоишь!

Велесдар ведал, конечно, что его друг силён, но только теперь, в деле, с удивлением узрел, насколько легко Могун ворочал толстые брёвна, одним ударом топора делал такой заруб, где иному понадобилось бы сделать четыре-пять взмахов.

Вдвоём они работали споро и на редкость слажено. Велесдар, как и большинство ободритов, знал много способов связывания меж собой и наращивания брёвен хитрыми замками, а Могун быстрыми и точными ударами топора тут же сии замки по черте, сделанной его старшим собратом, сотворял.

– Брёвна у тебя, брат Велесдар, добрые, да к тому же не сейчас срублены, а как положено, зимой, откуда они взялись? – Спросил Могун, поглаживая широкой дланью ошкуренную плоть дерева, когда они сели передохнуть подле быстро растущего сруба.

– Сам не чаял такого клада в сей глухомани обрести, – отвечал ободрит. – Пошёл, значится, я в ближайшее селение, чтоб узнать, кто там обитает, да для обустройства всё необходимое взять, – скобель, топор поболее моего и прочее, а там муж животом мается. Бери, говорит, отче, мне не до приспособ моих, худо совсем. Ну, подлечил я ему чрево, всё, что не на месте оказалось, вправил назад, как положено. А тот муж и речёт: коли так мне помог, не только топоры да пилы возьми, но и брёвна, что я с зимы приготовил. Хотел лошадью к реке перетащить, а потом к себе сплавить, домишко намеревался сыну с будущей невесткой поставить, да разладилось у них, так что и лесины теперь ни к чему, а дерево доброе, отчего ж ему пропадать зазря.

– Никак, сам Велес тебе покровительствует, брат Велесдар, знать, избушка сия вырастет тут, в глуши лесной, для дел, весьма угодных Богам и людям, – уверенно молвил Могун, вперив очи в некое место то ли в явском мире, то ли в нави. – Я-то ведь сразу, как начало сруба узрел, подивился: ты ведь рёк, что на лето уходишь и шалаш поставишь. А тут, гляжу, избушка намечается, да к тому же на две половины заложена.

– Кроме нежданно появившихся брёвен на постройку, знак я над сим местом до того узрел, – молвил несколько восторженным голосом Велесдар. – Когда выбирал место для жилья, обратился к Сварге небесной, и тут вдруг закружились над сим местом три сокола, а для нас, рарожичей-бодричей сокол – главный знак божеский, а тут не один, а сразу Триглав образовался.

– Так выходит, не знак уже это, а прямое божеское повеление, брат Велесдар, – так же взволнованно молвил Могун.

– Вот и я так помыслил, и решил, что не шалаш на одно лето, а избушку настоящую срублю, во второй половине козу да кур при нужде держать можно. А коли ещё и дерево для избушки чудесным образом появилось, то и вовсе сердце от волнения затрепетало, – ответил ободрит.

– А давай я тебе, брат Велесдар, ещё кое-что в твоём лесу покажу, и от того, что узришь, сердце твоё не только затрепещет, а и над лесом взовьётся! – неожиданно молвил Могун, поднимаясь и приглашая Велесдара следовать за ним. Пройдя по звериной тропе, кудесники вышли к ручью и двинулись вниз по его течению.

– Я иным путём пришёл к твоему обиталищу, – по дороге объяснял могучий собрат, – оттого и узрел то, что тебе пока неведомо.

Заинтересованный Велесдар шагал следом. Наконец они вышли к месту, где ручей вливался в небольшую речку. Треугольник меж рекой и ручьём был свободен от леса, образуя некогда просторную поляну, края которой сейчас захватил молодняк, а почти посреди той поляны, на невысоком пригорке, стоял могучий дуб. С благоговейным трепетом подошли волхвы к огромному древу. Велесдар поднял голову, чтобы оглядеть нижнюю часть зелёного шатра, и вдруг невольно воскликнул, поражённый:

– Так это же!.. – он замолчал, не находя слов и пристальней рассматривая то, что узрел на высоте около пяти саженей.

– Оно самое, брат Велесдар, – с волнением в голосе ответствовал его широкоплечий друг. – Место сие было священным ещё для предков наших.

Четыре кабаньи челюсти, плотно вросшие в тело древа и ставшие с ним единым целым, подсказали волхвам, что перед ними Священный дуб, у которого издавна люди сбирались на праздники, рядили правые суды и советовались с богами.

– Выходит, место твоё недалече от древнего капища находится, так-то, брат! – сиял очами Могун. – Никак, отец Хорыга прямо к нему вывел!

Оба волхва бережно прикоснулись к шероховатой с бороздами коре и вознесли приветствие Отцу-дубу и благодарность предкам.

Когда вернулись к срубу, широкоплечий собрат вдруг замолчал, будто прислушивался к какому-то из неисчислимых лесных голосов, а потом неожиданно молвил:

– Давай-ка мы, брат, сейчас сруб немного разберём, оставим только один венец, а займёмся тем, в чём душа всякого жилища помещается – печью семаргловой!

– Как так разберём, ведь ладно да прочно уложили, связали, как надо? – подивился Велесдар. – Уже почти четыре венца возвели, ещё три – четыре и крышу можно ставить.

– Хорошо, что возвели добротно да с тщанием должным, знать, после разборки соберём быстро, только брёвна по порядку отметим, – продолжал могучий кудесник. – Я, брат, Велесдар, из живой глины печь тебе сварганю. Ты, я мыслю, каменную хотел возвести?