Последний час рыцарей - Нанами Шионо

Когда они почти достигли своей цели, легкая галера под командой Коко, приводимая в движение семьюдесятью двумя гребцами, начала обгонять четыре ведущих корабля, словно капитан испытывал нетерпение из-за медленного продвижения больших судов. Опередив всю группу, галера продолжала, не снижая скорости, двигаться прямо к врагу.

И вдруг с ближайшего берега раздались пушечные выстрелы. Оглушительные взрывы быстро следовали один за другим. Третий выстрел угодил прямо в корабль Коко, который тут же окутался пламенем и вскоре пошел ко дну. Две другие фюсты не могли поджечь вражеский флот. Вместо этого они отошли под защиту двух больших судов, возглавлявших отряд.

Но это вовсе не было безопасным местом. В оба корабля попали несколько раз. Хотя начавшийся пожар испугал матросов, которые бросились изо всех сил тушить его, в конце концов корабли были спасены благодаря защитным тюкам, развешанным по бортам. Зато на галерах не было такой защиты, поскольку они сидели слишком низко в воде.

Обстрел турок сосредоточился на галере Тревизано, словно они знали, что на ее борту находится сам адмирал всего западного флота. Два выстрела попали точно в цель, сбив мачту и вызвав сильный крен судна на левый борт. Вода стала поступать в трюм.

Тревизано приказал команде перейти на шлюпки. Спустя несколько мгновений вся команда, включая адмирала, была подобрана сопровождавшими кораблями.

Уже рассветало, когда началось сражение между кораблями итальянцев и подоспевшим турецким флотом. Битва продолжалась больше часа, но зашла в тупик. Суда противников разошлись по своим стоянкам.

Сорока матросам команды Коко удалось доплыть до берега, где они были схвачены турками. Мехмед приказал отвести их на место, которое хорошо было видно с константинопольской стены, где их и казнили.

В ответ христиане взяли 260 турок, схваченных в городе, выстроили их на городской стене и обезглавили всех до единого.

Ночной рейд полностью провалился. Венецианцы потеряли одну из своих галер и одно быстроходное судно, а вдобавок — около девяноста лучших моряков. Коко был среди тех, кого сочли утонувшими в море.

Однако более всего удручало то, что османский флот по-прежнему занимал Золотой Рог. Двести пятьдесят лет назад, в тот единственный раз, когда Константинополь пал, он был взят армией Четвертого крестового похода. Ей удалось захватить контроль над заливом и пробить брешь в стене, обращенной к морю. Можно с уверенностью сказать: власть над Золотым Рогом — ключ к завоеванию города.

Произошедшее вовсе не означало, что контроль над заливом полностью перешел к туркам. Несмотря на их численное преимущество, им пришлось бы постараться, чтобы разбить моряков из Генуи и Венеции, превосходящих их в мастерстве. Но наметилась опасная напряженность между венецианцами (одни прямо утверждали, что вылазка провалилась из-за предательства генуэзцев, а другие подозревали подобное) и генуэзцами. Последние заявляли, что истинной причиной поражения стало неуемное честолюбие Коко.

В последний день апреля Мехмед сделал то, что окончательно развеяло напрасные надежды тех, кто пытался убедить себя, что турецкие корабли, хотя они и вошли в залив, ни на что больше не способны. Султан приказал флоту, стоявшему в Золотом Роге, построить понтон, соединяющий Константинополь и Перу Он состоял из более пятидесяти пар пустых бочек, связанных вместе. На них были положены бревна, а на бревна — толстые крепкие доски. Мост имел пятьсот метров в длину — вполне достаточно, чтобы перегородить залив в узком месте. Он оказался достаточно широк, чтобы по нему могли пройти пять солдат в ряд. Через равномерные промежутки на мосту установили платформы, на которых разместили пушки.

Даже несведущему человеку вроде Николо было ясно, для чего нужен этот плавучий мост. Он не только ускорял сообщение между главным лагерем, с одной стороны, и армией Загана-паши и флотом, стоявшим у «Двойных колонн» — с другой. Важнее оказалось то, что он позволял обстреливать участок городской стены, обращенный к Золотому Рогу. А там укрепления имели лишь один слой.

До сих пор защитники города, чувствуя себя в безопасности, пока контролировали Золотой Рог, лишь расставляли часовых вдоль этого участка стены. Такой меры казалось достаточно.

Разумеется, дальше так продолжаться не могло. А ведь им уже не хватало людей; командиры сухопутных войск ломали головы, пытаясь придумать, откуда взять еще защитников. Единственным лучом надежды стало то, что турки пока не научились стрелять из пушек, стоявших на мосту, со всей убийственной точностью. Это несколько уменьшало напряженность ситуации.

И венецианцы, и генуэзцы, будучи потомственными моряками, слишком хорошо понимали: теперь, утратив полный контроль над прибрежными водами, они подвергаются значительной опасности. Это уменьшило натянутость отношений между латинянами.

Количество небольших кораблей, доставлявших припасы из Перы в Константинополь, а также число жителей Галаты, пожелавших присоединиться к защитникам, намного возросло. Когда венецианские корабли зашли в гавани Галаты, чтобы избежать огня вражеских пушек, выяснилось: неприятная неловкость, с которой их встречали ранее, исчезла.

Венецианцы со своей стороны прекратили обвинять генуэзцев. Хотя удача часто сближает людей, нужно сказать, что порой и несчастье может привести к тому же.

Наступил май. Убертино, охранявший участок стены близ Пигийских ворот, вдруг ощутил непреодолимое желание навестить своего учителя Георгия. Нельзя сказать, что обстрел, продолжавшийся двадцать дней подряд, вдруг прекратился. Орудия, начиная с гигантской пушки Урбана, грохотали непрерывно, в среднем — по сто раз на дню.

Поскольку рукопашных схваток с турками больше не происходило, главной задачей защитников было ежедневно чинить повреждения внешней стены и защитного ограждения. Так продолжалось уже двадцать дней, обороняющиеся втянулись в ритм атак. Когда они чувствовали, что пришло время ежедневного обстрела, то прятались под защиту внутренней стены. Поэтому среди них не было убитых, хотя некоторых ранило осколками. Защитники называли орудия не пушками, а «медведями». Гигантская пушка называлась «большим медведем», а меньшие по обеим сторонам от нее — «медвежатами». Они говорили между собой так: «„Большой медведь“, похоже, испустил дух — на его место поставили другого». Или: «Сегодня прибавилось „медвежат“ — теперь их четверо».

Защитники, конечно, знали о роковой битве в бухте Золотой Рог, они видели, как их ряды тают на глазах. Но люди не могут жить в состоянии постоянного напряжения. Услышав, что пришел май, молодой итальянец подумал о жаворонках, щебетавших высоко в небе над пшеничными полями его родины. Убертино попросил о коротком увольнении от своих обязанностей. Его командир и все сотоварищи согласились без долгих разговоров.

Чтобы дойти до монастыря Георгия от Пигийских ворот, находившихся в юго-западной части города, Убертино сначала нужно было проследовать по проспекту на восток — до его пересечения с другой улицей, спускавшейся от Харисийских ворот на северо-западе. А уже оттуда путь лежал на некоторое расстояние на север, к Золотому Рогу. Но Убертино, прекрасно знавший город, решил вместо этого пойти окольным, более коротким путем на северо-восток — узкой дорогой, на которую выходили скромные огороды между домами.