Джанки - Уильям Сьюард Берроуз

– В чем дело, Пэт, – откликнулся я. – Что, попасть не можешь?

– Нет, – отозвался он, перетягивая жгутом запястье, решив, видимо, вмазаться в кисть.

Через некоторое время я стоял у офиса моего адвоката, собираясь обсудить с ним своё дело и выяснить, смогу ли умотать из штата и отправиться в долину Рио-Гранде в Техасе, где владел фермой.

– В этом городе ты сгоришь как свечка, – сказал мне Тайдж. – Я получил от судьи для тебя разрешение покинуть штат. Так что можешь двигать в Техас, когда тебе вздумается.

– Я может съезжу в Мехико. Это как, ничего?

– Да, только нужно успеть вернуться к началу разбирательства. А так, никаких ограничений. Один мой клиент умотал в Венесуэлу. Насколько я знаю, он до сих пор там, просто не вернулся.

Понять Тайджа было трудно. Советует мне не возвращаться? Когда он вёл себя нарочито бестактно или кидал фразы, казалось к делу не относящиеся, то весьма часто следовал некоему плану. Некоторые из подобных схемок простирались далеко в будущее. Нередко он хватался за какую-то идею, раскручивал, а потом, поняв её никчемность, отбрасывал как ненужный хлам. Для умного человека он мог выдать потрясающе идиотские проекты. Например, когда я рассказывал, что изучал медицину в Вене (шесть месяцев), он заявил: «Замечательно. Теперь допустим, мы скажем об этом. Вы, самостоятельно изучая медицину, были уверены, что с вашими медицинскими познаниями можете сами себе назначить лечение. Вот для этой цели вы и хранили дома те наркотики, которые у вас нашли».

Весьма неудобоваримо для объяснения, подумал я.

– Не слишком хорошая это идея – строить из себя образованного. Присяжные не любят людей, обучавшихся в Европе.

– Ну, от этой легенды вы легко освободитесь, перейдя на заметный южный акцент.

Я представил себе, как будучи обыкновенным человеком без речевых особенностей, вляпаюсь с липовым южным акцентом. Совсем не улыбалось играть в мальчишку, каким я был двадцать лет тому назад. Я заметил, что такие театральные представления абсолютно не в моем духе, и он больше никогда о них не упоминал.

Криминалистика – одна из немногих профессий, где клиент покупает чужую удачу. Успех большинства людей неотделим от них, пристает мертвым грузом. Но вот хороший адвокат может продать свою удачу клиенту. И чем больше он продаст, тем больше у него останется на продажу.

* * *

Спустя несколько дней я покинул Новый Орлеан и отправился в долину Рио-Гранде. Сама река впадает в Мексиканский залив у Браунсвилла. В шестидесяти милях от Браунсвилла вверх по реке – городок Мишн. Долина простирается от Браунсвилла до Мишна – полоска земли в шестьдесят миль длиной и в двадцать шириной. Эта местность орошается водами Рио-Гранде. До ирригации здесь вообще ничего не росло, кроме мескитовых деревьев и кактусов. А теперь – это один самых богатых сельскохозяйственных районов Америки.

Из Браунсвилла в Мишн идет трехполосный хайвей, городки Долины тянутся вереницей вдоль шоссе. Здесь нет ни крупных городов, ни деревень, просто огромный пригород из хрупких домишек. Долина плоская, как стол. За исключением зерновых, цитрусов и пальм, завезенных из Калифорнии, здесь больше ничего не выращивают. Днём поднимается горячий сухой ветер и дует до самого заката. Долина – страна цитрусовых. Нигде больше, кроме как в этой местности, не растут розовые и красные грейпфруты. Страна цитрусовых – страна преуспевающей недвижимости, туристских стоянок «Скоротай время», стариков, ожидающих смерти. Вид долины постоянно меняется, словно это бивуак или карнавал. Лопухи скоро все вымрут, и продавцы дырок от бублика отправятся восвояси в поисках девственной земли обетованной.

В двадцатые, агенты по распостранению недвижимости пригнали сюда поезда, битком набитые предполагаемыми клиентами, разрешив им рвать грейпфруты прямо с деревьев и пожирать на месте, в качестве бесплатной рекламы. Об одном из пионеров этой спекуляции легенда гласит, будто соорудил он большое искусственное озеро и распродал вокруг него участки. «Воды озера буду орошать ваши плантации!» Как только была заключена последняя сделка, он перекрыл воду и исчез вместе с озером, оставив покупателей сидеть посреди пустыни.

Согласно байкам агентов по недвижимости, разведение цитрусов – превосходный досуг для пожилых людей, желающих выйти в отставку и вести простой образ жизни. Хозяину плантации ничего не надо делать. Цитрусовая ассоциация заботится о посадках, сбывает фрукты и вручает владельцу чек. На самом деле, цитрус – рискованное предприятие для мелких инвесторов. Некоторое время средний уровень прибыли довольно высок, особенно хорошо идут розовые и ярко-красные плоды. Однако, в те годы, когда цены низки или невелик урожай, мелкий предприниматель не в состоянии продержаться.

Предчувствие гибельного рока витает над Долиной. Ты должен смириться до того, как что-нибудь произойдет, до того, как чёрная муха погубит цитрусы, до того, как снизятся основополагающие цены на хлопок, до наводнения, урагана, заморозков, долгой засухи, когда нечем будет поливать, до того, как пограничный наряд сцапает вас с «мокрым» грузом. Угроза катастрофы всегда ошивается здесь, навязчивая и настойчивая, как полуденный ветер. Долина когда-то была пустыней и вновь станет ей. Ну, а в промежутке, пока ещё есть время, обстряпываешь свои делишки.

Старики, протирающие штаны в конторах по недвижимости, бормочут себе под нос:

– Да-а, ничего новенького. Всё это я уже видел раньше. Помнится, в 28-м…

Но есть и новая особенность, нечто, никогда раньше себя не проявлявшее, изменяющее привычный облик бедствия, словно медленное распостранение заразы. И никто уже не может сказать, когда это началось.

Смерть – отсутствие жизни. Как только жизнь отступает, смерть и разложение вступает в свои права. Назовите это как угодно – оргон, жизненная сила – то, чем мы должны постоянно подпитываться, так вот всё это в Долине практически отсутствует. Твоя пища сгнивает прежде, чем ты успеваешь её донести до дома. Молоко скисает прямо во время трапезы. Долина – это место, где хозяйничают новые силы антижизни. Смерть нависает над Долиной невидимым смогом. Местность испытывает неподдельную тягу к мертвечине. Сюда притягиваются мертвые клетки.

Гари Уэст приехал из Миннеаполиса. Скопил двадцать тысяч баксов, работая во время войны на молочной ферме. Купил на эти деньги в Долине дом с плантацией на окраине Мишна, где обрывалась ирригационная система и начиналась пустыня. Пять акров с ярко-красными и домик в испанском стиле двадцатых годов. Осел там с матерью, женой и двумя детьми. Ты мог заметить в его глазах отражение сущности напуганного, сбитого с толку и вконец отчаявшегося человека, который чувствует в своих клетках неумолимое брожение заразы. Он не был болен в то время, но клетки его искали смерть, и Уэст знал это. Хотел всё продать и убраться отсюда поскорей.

– Чувствую себя как в клетке. Чтобы освободиться от Долины, нужно мотать как можно дальше, – говаривал он.

Стал кидаться от одного проекта к другому. Плантация на Миссисипи, зимние посадки овощей в Мехико. Вернувшись в Миннесоту, занялся заготовкой кормов, вложив в одну компанию деньги, и, продав в Долине свою собственность за бесценок. Но спрятаться от неё так и не смог. Он мог биться, как пойманная на крючок рыба, пока его окончательно не добила бы тяжесть мертвых клеток, и Долина не приобщила навек к системе. Он проверялся на всевозможные болезни. Простуда вместо гортани перебазировалась у него в сердце. Лег в клинику «Макаллен», пытаясь строить из себя делового человека, которому не терпится поскорее встать и вернуться к работе. Его планы становились всё более нелепыми.