Ностальжи. О времени, о жизни, о судьбе. Том III - Виктор Холенко

– мать есть мать, никуда не денешься. И вот ребят по одному вызывают, распределяют по командам – кого куда, а она рядом с сыном – ни на шаг от него. И вот снова открывается дверь, выходит офицер и спрашивает утомившихся в ожидании своей очереди рекрутов, кто из них может печатать на машинке. Все молчат в недоумении, переглядываются, а Илька тут же подала голос: мол, мой сын может. А он и правда, хоть одним пальцем, но уже печатал по необходимости на моей домашней машинке – всё той же первой, «Москва-3». Офицер махнул рукой: пошли! И точка: вот так мама и определила сына на службу – стал Андрей на распределительном пункте служить писарем и уже в совершенстве овладел там машинописью. Правда, писарем он пробыл меньше года, а закончил службу там, на Второй речке, уже старшиной роты. И всё же тот самый тяжёлый «кувалдометр» тоже ему пригодился на первых порах после службы в армии: пришлось до поступления в университет ещё поработать в транспортном цехе местного угольного разреза на прокладке железнодорожных путей, когда Андрей вернулся после демобилизации из армии к нам в Лучегорск, где мы в то время уже жили.

Судьба, однако, и против неё идти, уверен я, вообще просто неразумно. Вот так-то, господа громадяне…

Кстати, о той самой 4-комнатной квартире, о которой я выше упомянул. Она досталась нам в наследство от Анатолия Ефимова нашего хорошего знакомого ещё по Яковлевке: он с семьёй переехал в один из коттеджей, построенных судоремонтным заводом в уединённом распадке над посёлком для первых, так сказать, персон Славянки – там теперь жили со своими семьями директор и главный инженер СРЗ, все три секретаря райкома партии и он сам, председатель райисполкома. Да, хорошие знакомства никогда никому не мешают по жизни, так было и в нашей Стране Советов. Например, мне лично это очень даже часто помогало по жизни. И в Славянке так было. Анатолий Алексеевич к тому же как-то уж очень органично и без каких-либо моих личных затруднений помог мне войти в круг местной управленческой элиты района. Может быть, этому способствовало и то обстоятельство, что многие ребята из этой категории были ещё совсем молодыми, нисколько не старше меня самого. С самого начала мы как-то довольно быстро и незаметно сдружились со многими из них. Да и жили поначалу мы все почти в одном доме, а с кем-то вообще или на одной лестничной площадке, как с секретарём по идеологии Юрием Петровичем Петуховым, или в соседних подъездах, как с первым секретарём райкома комсомола Дмитрием Николаевичем Григоровичем. И всё же надо отдать должное, без присутствия здесь моего яковлевского друга такое быстрое сближение с этими правящими ребятами, на мой взгляд, было бы просто невозможно. По крайней мере, в любых других районах, где мне приходилось работать редактором или собкором краевой газеты, мне такое почти не удавалось, и всё из-за моего природного, необщительного по сути характера: многие, хорошо знающие эту мою специфическую особенность, даже удивляются, как это я, такой непробиваемо замкнутый молчун, умудряюсь разговаривать с людьми всё же, вытягивать из них нужную мне информацию, чтобы написать потом о них же запоминающийся очерк, зарисовку или объёмную корреспонденцию. Сам порой удивляюсь: откуда только всё оно берется? Но, как говорит часто мой любимый Евгений Янович Сатановский, радийный и в своих книжках, что уж, видно, карма такая. На этом уж стоим и стоять будем, однако…

Одним словом, очень уютными оказались для меня, да и всех моих ребят, думаю, и этот район, и чисто людская тёплая атмосфера в нём. Ефимов в своих поездках по району часто приглашал и меня с собой. Мы бывали и на пограничных заставах, и во многих других отдалённых уголках района. Особенно мне запомнилась поездка на самый юг Хасанского района, где по реке Туманной (по-корейски Туманган) сходятся границы сразу трёх государств: России, Китая и Северной Кореи. Редко кому даже из жителей района за всю их жизнь удаётся побывать там. А кому и выпадет удача хоть один раз в жизни выйти из вагона пассажирского поезда на самой конечной станции Транссиба, носящей самое памятное для дальневосточников название – Хасан, то ещё и не факт, что ему доведётся узнать и увидеть именно то, что с участием председателя районного Совета смог узнать и увидеть автор этих строк. Вот только один такой памятный пример: мы стоим с приветливым начальником местной пограничной заставы на самой середине железнодорожного моста. Внизу под нами бурлит и крутит мутными водоворотами в низких берегах река с двойным названием – Туманная-Туманган. А перед нами между блестящими на солнце рельсами прочерчена широкая красная полоса, которую никто не имеет права переступить без обоюдного разрешения сопредельных государств. Начальник погранзаставы рассказывает нам, как у этой разграничительной черты проводятся встречи с пограничниками Северной Кореи, если возникает такая необходимость с той или нашей стороны. Пограничник приветлив, доброжелателен, с улыбкой отвечает на наши порой довольно каверзные вопросы, но не очень уж вдаваясь в детали и комментарии.

Анатолий вдруг спрашивает:

– А если я сейчас вот переступлю через эту полосу и пойду по мосту дальше?

Будто ветром сдуло с губ пограничника улыбку – ответ был чёткий и бесстрастный:

– Буду стрелять…

Мой спутник внимательно глянул на пограничника. Шутит или нет? Однако проверять благоразумно не стал: я заметил, как он непроизвольно перевёл свой взгляд на кобуру с пистолетом под правой рукой начальника заставы и тут же сразу увёл разговор в другую сторону – о перелётных птицах, которых здесь должно быть много. Пограничник снова оживился и начал охотно рассказывать, как по осени много гусей разбивается о мачты станционных прожекторов: ослеплённые их светом, ведь летят они и по ночам тоже. Одна из самых больных проблем таких мест, однако…

Побывали мы в тот день и у таможенников. Ребята оказались на редкость гостеприимными. Они показали нам образцы контрабанды, которые им удавалось изъять у туристов и жителей КНДР. Возвращающиеся с того берега наряду с другими мелкими сувенирами обычно прихватывали с собой различные и порой довольно экзотические корейские водочные настойки. Корейцы же, возвращающиеся из СССР, где они в основном готовили в нашей тайге лес для своей страны, нередко пытались провезти в товарных вагонах даже похищенные в леспромхозах трелёвочные трактора, замаскированные лесом-кругляком. Таможенники и нам предложили в дар кое-какие из конфискованных у туристов незадекларированных «экспонатов». Анатолий выбрал пару бутылок настоек на змеях, якобы очень целебных, я же отказался: от одного вида этих заспиртованных в бутылках свившихся в кольца пёстрых змеек мне