Анафема - Сергей Чекмаев

Высокая улыбнулась уголками губ, кивнула, чуть наклонив голову с тонкими чертами лица, вторая — маленькая смуглянка с торчащими в разные стороны черными волосами и живыми карими глазками, склонила головку к плечу и, подмигнув, облизнулась, показав розовый язычок.

— То, что надо, — одобрил Савва.

— Аванс? — почти просительно сказал бык.

— Нет проблем, — Корняков вытащил из кармана пачку денег, отсчитал несколько купюр и протянул парню. — Что с хатой?

— Мы покажем, — сказала рыжая, повела плечом, освобождаясь из объятий качка, подошла к машине Саввы, мимоходом задев его крутым бедром, и уселась на заднее сиденье. Смуглянка процокала каблучками и уместилась рядом с водительским местом.

— Девочек куда доставить? — спросил Савва.

— Оставь на хате. Пусть отдыхают. Заодно и порядок наведут, — осклабился парень, — а я заеду под утро рассчитаться.

Корняков завел двигатель. Смугляночка подтянула кожаную юбку так, что были видны белые трусики, оттенявшие стройные ноги, рыжая вольготно раскинулась позади, попыхивая тонкой сигаретой. Савва не удержался и погладил смугляночку по бархатной щечке тыльной стороной ладони. Девица прижмурилась, как кошка. Только что не замурлыкала.

— Ну что, познакомимся? — предложил Корняков, — меня зовут Савва…

— А меня — Фекла, — фыркнула рыжая.

Корняков медленно повернулся к ней и уперся взглядом в переносицу. Он очень не любил, когда шутили над именем, данным ему родителями. И Господом — крестили его тоже Саввой.

Улыбка исчезла с пухлых губ девушки, будто ее смыло волной.

— Меня зовут Савва, — повторил Корняков, глядя ей в глаза.

— А меня Аурика, — с непонятным акцентом сказала смуглянка, стараясь разрядить атмосферу.

Рыжая попыталась улыбнуться.

— Савва так Савва, чего ты взъелся? Я — Людмила. Мы поедем или будем в гляделки играть?

Корняков смягчился.

— Командуй, Людочка.

Попетляв в Кисловских переулках, Людмила вывела его на Воздвиженку. Через несколько минут «девятка» въехала во двор старого четырехэтажного дома.

— Тормози, — сказала Людмила.

Савва запер машину, Аурика взяла его под руку, прижавшись горячим телом. Она была небольшого роста — едва ему по плечо.

«Аурика? Казашка, что ли? — подумал Корняков, — ну что ж, тоже заграница».

Людмила уверенно набрала на двери подъезда код. На лестнице было темно и пахло кошачьей мочой. Корняков поморщился.

— Девочки, что за хлев?

— А ты думал, здесь тебе ковровую дорожку раскатают и цыганский хор споет «к нам приехал, к нам приехал, наш Савелий дорогой»?

— Людочка, ты слышала такую поговорку: язык твой — враг твой? — спросил Корняков, убирая с локтя руку смуглянки. — Мы еще не начали веселиться, а ты меня уже достала.

— Ну извини. Такая уж уродилась, — пожала плечами Девица, — некоторым нравится.

— Мне не нравится. Я отдохнуть хочу, и не люблю, когда меня хватают за язык.

— Ну пойдемте уже, — Аурика потянула его по лестнице, — Люда, прекращай.

На втором этаже Людмила подошла к обшарпанной двери, погремела ключами в трех скважинах. Аурика вошла первой, щелкнула выключателем.

— Ну как, Савелий? Все еще обижаешься?

Корняков вошел в квартиру, огляделся. Огромное зеркало отражало стены в темных обоях, матовый плафон придавал прихожей необходимый уют. Прямо была дверь в кухню, направо — в комнату. Савва скинул ботинки и прошелся по квартире, заглядывая за занавески. В комнате царила практичность: необъятный сексодром, огромный телевизор с набором немецкой порнухи, бар на колесиках. Ноги по щиколотку утопали в ковре. Ванная комната поразила Корнякова сверканием никеля и зеркал. Джакузи голубоватого цвета зазывала понежиться в пенном благоухании бодрящих струй.

— Годится, — констатировал Савва, расстегивая рубашку, — девушки, марш в ванную.

Он прошел на кухню, на ходу стягивая одежду. Аурика пискнула:

— Ой, что это у тебя?

Корняков встал перед зеркалом, глянул через плечо. Косые побелевшие шрамы пересекали мускулистую спину. Он почти забыл про них, а следовало как-то подготовить девчонок. Чего зря пугать.

— Это, ласточка, память о тяжелом детстве.

— Ладно заливать-то, — сказала Людмила.

Аурика, открыв ротик, смотрела на Корнякова во все глаза.

— Правда, что ли?

— Хорошо, если я скажу, — Савва усмехнулся, чуть помедлил, — что это память о войне, вы поверите?

— Д-да, — неуверенно пробормотали девушки вразнобой.

Аурика спросила:

— Ты воевал?

— Было дело.

— В Чечне?

Савва повернулся к ней, долго и пристально посмотрел в глаза.

— Тебе действительно интересно?

Аурика пожала плечами и отвернулась. Неожиданно вмешалась Людмила:

— Прости, Сав, если я тебя задела. Я привыкла так разговаривать. Но ты не похож на наших обычных клиентов.

— Чем? Дырками в спине?

— Этого как раз навалом. У кого какая царапина после разборки — первым делом хвастаются. А если уж настоящая рана, держись тогда! Только о ней и будут говорить…

— А я, значит, не говорю и тем от них отличаюсь.

— Не только. Ты какой-то напряженный. Как натянутая тетива.

Савва хмыкнул. Тетиву ему видеть не доводилось.

— Можно задать тебе вопрос? — продолжала Людмила.

— Можно.

Она шепнула что-то на ухо Аурике, та кивнула. Сказала:

— И я только что об этом подумала.

— О чем? — с подозрением спросил Корняков. Девушки переглянулись.

— Савва, прости, ты — мент? — спросила Людмила неожиданно.

— Нет. Но направление мыслей верное. — Савва продемонстрировал свое удостоверение. Девушки испуганно отшатнулись. — Не бойтесь, я на отдыхе. А потом — вы уже взрослые, можете заниматься чем угодно.

Аурика успокоилась быстрее. Несмело шагнула вперед, медленно провела пальчиком по шраму.

— Больно было?

Вопрос показался Савве настолько неожиданным и неуместным, что он расхохотался. Людмила присоединилась, а через несколько секунд смеялись все трое.

— Да уж, — с трудом выговорил Корняков, — не щекотно!

Обстановка немного разрядилась. Чтобы не обижать девушек, Савва рассказал: