Оборотень - Аксель Сандемусе

Пока фру Ларсен ходила за мужем, электрик увидел в кухонном окне Мари и скорчил ей рожу. Она засмеялась и загремела посудой, которую мыла, вот тогда-то Эрлинг и заметил, что она хорошенькая.

Электрик должен был жить в усадьбе, пока не закончит работу. В первый же вечер его подпрыгивающий автомобиль с Мари на переднем сиденье отравил выхлопными газами всю округу: электрик был человек действия. Днем Эрлинг видел, как он тянул провода над двором и, точно муха, ползал по стене дома, казалось, что у него много рук, но при этом они удивительно не мешали друг другу. На него было приятно смотреть, он был ловкий, как ласка. Вечером он так же решительно, как работал, посадил Мари в машину и укатил с нею, времени он не терял.

На другой день электрик, насвистывая, работал не менее энергично, чем накануне, а Мари ходила с затаенной улыбкой, означавшей, что девушка, погрузившись в себя и забыв об окружающем мире, думает об электрике. Вечером Эрлинг видел из окна своего домика, что они сидели на камне и смотрели на воду.

Однако фру Ларсен не забыла об окружающем мире. Она не могла сохранять вежливость даже по отношению к Эрлингу и швырнула перед ним прибор, словно он был ядовитой змеей. На другой день после того, как Эрлинг видел влюбленных на камне, фру Ларсен схватила мокрую грязную тряпку и хлестнула Мари по лицу. Для девушки это было полной неожиданностью. Все это было проделано молча. Мари отпрянула к стене и уставилась на фру Ларсен, которая наконец разразилась бессвязной бранью. Кроме Эрлинга и этих двух женщин, на кухне никого не было, и Эрлинг предпочел уйти оттуда. После случившегося он уже не мог там работать и решил уехать. Как потом сложились отношения Мари с электриком, он не знал.

Человек, охваченный страстью, ускользает из нашей власти больше, чем кто бы то ни было, кроме, может быть, шизофреников. Наше влияние на него сводится к нулю. Тогда мы пытаемся применить к нему силу. Само собой разумеется, это неудачный метод, но так как другого не существует, мы взрываемся и оправдываем свои поступки моралью. Фру Ларсен ударила Мари, защищая репутацию своего безупречного дома. Результатом стало разрушение. Ее поступок не принес радости ни ей самой, ни Мари с ее электриком. Эрлинг не заметил, чтобы фру Ларсен, если только она не действовала бессознательно, получила удовольствие от своего поступка. Ей следовало знать, что человек, который хочет извлечь пользу из морали, не должен допускать, чтобы она ударила ему в голову.

Фру Ларсен кричала о падении нравственности среди молодежи, но еще не знала, имеет ли это отношение к Мари и электрику, ибо могла только догадываться.

Странно, что человечество не погибло под тяжестью грехов, которых заметно прибавилось с тех пор, как Адам и Ева положили им начало. Каждое поколение молодежи добавляет к ним свои грехи, а потом возмущается следующим поколением, которое делает то же самое. Нет смысла писать о том, как старое поколение смотрит на молодое, достаточно привести одну цитату: «Молодежь нашего времени думает только о себе и не питает никакого уважения ни к старшим вообще, ни к своим родителям в частности. Молодые люди не считают нужным сдерживаться, из их слов ясно, что, кроме них, никто ничего ни в чем не смыслит. То, что мы считаем мудростью, молодежи кажется глупостью. Что же касается девушек, они глупы, нескромны и неженственны во всем — в словах, в поведении и в одежде».

Так звучит эта известная песня, и так она звучала всегда на протяжении вот уже почти семи веков, с тех пор как была записана в безбожном 1247 году, однако, возможно, молодежь слышала ее и раньше. С молодежью вечно было что-то не так, и бог знает когда это началось. Эрлинг часто раздумывал над тем, не следует ли людям обратить свой гнев против старшего поколения, если уж им необходимо на кого-то гневаться. А молодежь надо оставить в покое, она и так слишком долго была козлом отпущения за то, что вообще-то свойственно всем людям.

Однако ждать быстрых перемен было бы неразумно, ведь старшее поколение в свое время уже получило свою порцию осуждения. Нынешних пожилых людей следует освободить от повторного осуждения, но осуждать молодых им должно быть запрещено, эти молодые лет через двадцать подвергнутся осуждению своих потомков. Монополия на морализм и в будущем должна оставаться у молодежи, которая, безусловно, внесет в нее новую струю. Эрлинг совсем недавно прочитал докторскую диссертацию датчанина Свенда Г. Юнсена, посвященную юношам, страдающим от ожирения, и их судьбе. Там было написано следующее: «Молодые люди между двадцатью и тридцатью годами, страдающие адипозо-генитальной дистрофией, как правило, продолжают жить со своими родителями и говорят, что их это вполне устраивает. У них не наблюдается оппозиционного отношения к предыдущему поколению, и им нравится, что матери о них заботятся».

Не наблюдается оппозиционного отношения к предыдущему поколению. Ученый-медик полагает, что если молодежь не дерзит, значит, болезненных признаков не наблюдается.

Эрлинг никогда не чувствовал себя настолько старым, чтобы интересоваться моралью молодежи, он и в своей собственной был не очень уверен. Морализм, который он испытал в молодости на себе, не принес ему никакой пользы, зато внушенное им отвращение ко всему парализовало его жизненную энергию и всякое желание работать, что, по мнению Эрлинга, и было целью этого морализма. Такой морализм побуждал людей грешить как можно больше, что, безусловно, тоже входило в его цели. Наверное, именно благодаря этому Эрлинг в зрелом возрасте не возражал против того, чтобы молодежь пускалась в самостоятельное плавание, терпела кораблекрушения, сажая свои суда на мель, но испытала бы на собственном опыте, что плавание прекрасно само по себе.

Главным средством, позволяющим людям вырваться из чужого силового поля, Эрлинг считал любовь. Это положение классически подтверждается вниманием, с которым хозяйки следят за сексуальной жизнью своих служанок и горничных. В былые времена эти преследования превращались в захватывающую охоту, требовалось лишь тончайшее моральное покрывало, чтобы прикрыть им отвратительные проявления властолюбия, грубого садизма, паразитической эротики и других пороков. Если служанка, не выдержав преследований, собирает вещи и просит своего дружка отнести чемодан в такси, хозяйка остро переживает утрату, и это чувство надолго отравляет ей жизнь. Непосвященные уже очень давно объявили любовь своим главным врагом. Человек, охваченный страстью, — пленник другого заколдованного круга, он недосягаем для нас, и нам кажется, что нами пренебрегли даже в том случае, если мы ничего не лишились. Люди дошли до того, что уже не могут справиться со своим растущим страхом, ставшим как бы самостоятельным существом и вызванным тем, что кто-то счастлив независимо от них. Того, кто однажды потерял власть — а большинство, как правило, теряют ее очень рано, — охватывает оголтелая жажда власти, которую мы называем ревностью, и в будущем никакая приобретенная им власть не сможет уравновесить предыдущую потерю, даже если он будет повелевать всем миром. Мы рано оказываемся втянутыми во всевозможные завоевательные войны. Страх потерять влияние — это страх остаться в одиночестве; последней стадией страха является страх смерти. Подобный страх проявляется ежедневно в большом и малом, начиная от нашего мрачного недовольства тем, кто не поздравил нас с днем рождения или не пригласил в кафе, пригласив вместо нас какого-то Фредрика, и кончая нашим плохо скрываемым раздражением по поводу того, что Христиан, которого мы давно не видели, слишком долго переживает смерть брата. Нельзя же месяц за месяцем думать только о смерти брата, говорим мы себе, а может, и ему. Мы обижаемся на друзей, если у них есть друзья помимо нас. Мы вообще готовы запретить им встречаться с теми, кто нам не нравится. Догадка, что нам не всегда оказывают предпочтение, способна довести нас до исступления. К друзьям наших близких — мужа, жены, детей — мы относимся недоверчиво, считая их неподходящей компанией и источником всевозможных бед. Человек должен быть целомудренным и чистым, нам легче отправить его в могилу, чем узнать, что он предпочел нам кого-то другого.