Драконов много не бывает - Ева Ночь

– Потом будет поздно! – произносит он так зловеще и отчаянно, что хочется поёжиться и оглянуться: не прячется ли по углам коварная нечисть? А то попахивает потусторонним книжным Армагеддоном.

– Семакин, ты ещё не понял? – произношу совершенно спокойно. – Уже поздно. Совсем поздно. Так поздно, что ничего не изменить.

И пока он пытался понять сакральный смысл моих слов, я спряталась за дверью своей комнаты. Что-то его пристальное внимание и навязчивость начинают и раздражать, и отталкивать.

По-хорошему, нужно было его выслушать, чтобы понять, почему он бегает за мной хвостом и тенью, не даёт спокойно дышать. С другой стороны, я пыталась избежать его любыми путями.

Если раньше Семакин для меня был всего лишь соседом – весёлым и прикольным, то сейчас я, наверное, ждала от него какой-то подлянки, поэтому пыталась свести общение с ним на нулевую отметку. Ну, и Осина. Соседка по комнате просто бесилась. Кажется, наследный принц наследил у неё в душе.

Я произвела нехитрые расчёты. Получалось, маленький дракончик должен родиться в июле. К этому времени я благополучно закончу третий курс и сдам экзамены. А дальше… скорее всего, академический отпуск на год. С ребёнком мне никто помогать не будет. Ну и ладно. Прорвёмся.

После подсчётов мне стало ещё легче. Странное дело: наверное, меня должна была накрыть паника. Мне бы места себе не находить, а я улыбалась. Прижимала руки к животу и уже любила маленького человечка, что рос во мне.

Всё ерунда. Я справлюсь.

Только поздно ночью, получив сообщения от Драконова, вдруг поняла: ему не было места в моих планах. То есть я не брала его в расчёт. Надеялась только на себя.

Да, я не собиралась ему говорить в ближайшее время, что мы, кажется, беременны после ночи в гей-клубе. Но как-то я полностью его исключила как лицо, что поможет мне справиться с обрушившимися на голову неожиданностями.

Засыпая, я всё же поставила себе плюс: если он вдруг испугается или не поверит, я уже готова к его отказу или недоверию. Как-то не очень вязался с драконовским образом пугливый зайчишка. Вон Семакин, тот бы, наверное, улепётывал изо всех лап. Стрекача давал бы – на самолёте не догонишь. А Драконов… вряд ли. Но, может, я его идеализирую. Влюблённые дуры часто склонны наделять своих избранников рыцарскими доспехами, в то время когда женихи нередко даже нетяжёлый груз на плечах удержать не в состоянии.

Аркадий

«Приходи ко мне» – звучит как музыка. Алла впервые не ищет поводов, чтобы побыть со мной наедине. Я, конечно, не самонадеянный осёл, но всё же градус настроения готов перескочить за критическую отметку, когда наступает эйфория.

Душ. Тщательно бреюсь и ловлю себя на том, что улыбаюсь совершенно счастливой идиотской улыбкой. Ну и пусть. Фантазии ещё никто не отменял. И надежду – тоже.

– Ты сияешь, Арк, – щурится Полозов, осматривая меня с головы до ног. Я ничего не могу впихнуть в себя, кроме кофе. Не до еды и вообще. И Пашкины замечания – в пустоту. – Не кажется ли тебе, что ты влюбился?

Катать в лоб – моя прерогатива, но друг сейчас что-то слишком прямолинеен и нетактичен.

– Не кажется, – улыбаюсь вежливо. Да, я влюбился, но Пашке душу открывать не спешу.

– Мать твоя звонила, – жуёт он нижнюю губу, и настроение у меня портится. Мгновенно.

– Паш, тебе не нужно её слушать. И вообще. В следующий раз трубку не бери, ладно?

– Это невежливо, – какое благородство! – но я уверил её, что у тебя всё хорошо. Правда, ей так не кажется.

Ещё бы. Она, видимо, последнюю новость узнала. Её колбасит, но ко мне подъезжать пока боится.

– Я сам с ней разберусь, хорошо? И… ты только не обижайся, ладно? Я скоро съеду от тебя.

Если я хотел его убить, то сделал это. У Пашки совершенно несчастный вид.

– П-почему? Я тебя чем-то ущемил? Сказал что-то не то?..

У него трясутся руки. Чёрт. Надо было как-то поаккуратнее, что ли. Сложно постоянно помнить о его чуткой болезненной ранимости.

– Паш, не в тебе дело. Во мне. Тут такое дело… Ты прав. Нужно не голову в песок прятать, а смотреть честно правде в глаза. У меня планы изменились. Нужно на ноги становиться. К тому же, у меня девушка. Я бы хотел попробовать жить с Аллой.

– Попробовать? А если не получится? Вернёшься?

– Нет, Паш, не вернусь. Ты очень помог мне, правда. И я благодарен тебе от всей души. Это искренне. И дружба наша никуда не делась и не денется. Но есть моменты, когда лучше не искать поводы уклониться, а принять решение и не иметь возможности переиграть. Это серьёзно. И если я уже строю новую жизнь, пройду все ступени. Как в профессии.

Пашка, конечно, ничего не понимает. Сбит с толку. А я пока что не хочу говорить прямо. В конце концов, имею право поступить по-своему и никому ничего не объяснять. Тем более, что я и сам не знаю, куда повернёт штурвал моей судьбы. Но я всё же надеюсь – я сумею вырулить в нужном направлении.

* * *

– А-а-а, жених! – вахтёрша Марья Ивановна смотрит на меня взглядом победителя. Словно я ей весть принёс, что она выиграла миллион, а она в этом нисколько не сомневалась. – Явился? А я-то думаю: куда делся?

– Никуда я не девался, – выкладываю перед старушкой паспорт. Она, поколебавшись, всовывает документ назад мне в руки.

– Ну, иди, иди, – машет ладонью, и я чувствую себя как настоящий жених, что неожиданно получил благословление от строгой и неприступной главы рода.

– Спасибо! – шепчу губами и направляюсь к лифтам. Сердце в груди готово разорваться на огни фейерверка. Радоваться ещё нечему. Жалейкина та ещё Оса, но бабулькин широкий жест почему-то обнадёживает меня куда больше, чем мои буйные фантазии.

Алла открывает мне дверь. Хрупкая. Волосы до плеч – почти того же цвета, что и её глаза. Снова тону в её взгляде. Окидываю жадно всю-всю-всю – от макушки до домашних тапочек. Пялюсь на Алкины губы, словно сто лет её не видел и миллион – не целовал.

– Привет, – голос меня не слушается. Получается слишком нервно из-за волнения. А затем я бросаю пакеты на пол, делаю шаг вперёд, сокращая расстояние, и обхватываю дорогое лицо руками. Целую в губы. Глажу большими пальцами виски, зарываюсь в волосы. Запах лесных ягод сносит башку. Мне так хорошо, что хочется застонать в голос. Сжать её в объятиях так, чтобы дыхание выбить. Но я лишь бережно прижимаю Аллу к себе.

– Я соскучился, – говорю, наконец-то прерывая поцелуй.

– Я тоже, – произносит моя Оса слишком серьёзно, и от этого меня бросает в дрожь.

– Тогда не отпускай меня, мой якорь. Иначе я утону.

Алла

Это прозвучало так, словно он нажал на спусковой крючок. Те самые слова, что говорил в гей-клубе. И я вцепилась в него, словно Арк – последний мужчина на земле. Не соображала, что делала. Руки сами снимали с него куртку. Мы кружили, как два одуревших от валерьянки кота. Топтались. Дышали шумно, раскачивались из стороны в сторону, лохматили друг другу волосы, целовались в губы и кто куда попадёт. Нас накрыло чудовищной волной.