Если женщина хочет… - Юлия Павлова

Мама Геннадия сделала последний решительный шаг — познакомила сына с замечательной девушкой из приличной семьи. Папа — директор совхоза, мама — домашняя хозяйка. Девушка действительно была симпатичной и милой, Гена ей очень понравился, а родителям девушки очень понравились родители Гены. То есть все было прекрасно, кроме одного: у Гены на эту девушку «не стоял». Поговорить, в кафешке посидеть, даже поцеловаться под акацией — это пожалуйста, а как к ночи ближе, так желание общаться пропадало и растворялось без осадка.

Гена не отличался высокоморальным поведением и с удовольствием подтрахивал приехавших из деревень молодых работниц или зрелых, знающих толк «в процессе» продавщиц, но именно с этой девушкой у него… «не получалось». Вернее, не хотелось.

Эсфирь Гена видел довольно часто, она, как вышла из роддома, регулярно прогуливалась у него под окнами с коляской. Мать при этом поначалу уходила или стирать в ванную, или включала один из любимых фильмов.

Отец Геннадия первым подошел к Эсфири, посмотрел на внучку, одобрил. С тех пор стал выносить Эсфири деньги, вроде как алименты, и она не отказывалась. Евгения Леонидовна называла Эсфирь бесстыжей, но отец намекал, что деньги идут на кормление их родной внучки, а насчет бесстыжести — так вообще не о чем говорить, все, между прочим, из одного и того же места младенцами вылезли.

Эсфирь знала, чего хочет — чтобы к ней подошел Гена. На втором месяце ее прогулок под окнами Геннадий, возвращаясь в выходной из магазина, завернул к знакомой коляске. Никакого особого чувства к Эсфири, замотанной в два платка, бесформенной под старой маминой шубой, он не испытывал, но ему было любопытно. Очень любопытно посмотреть, что же такое от него получилось. И с этим он справиться не смог.

Личико в кружевах его озадачило. На Эсфирь девочка не тянула, нос у нее торчал крохотной картошечкой, но очарование в ребенке, несомненно, было.

Эсфирь улыбнулась Геннадию, на вопросы ответила: «Все нормально», — и ушла. Геннадий надеялся, что теперь, когда она добилась своего и он проявил минимальный интерес к ребенку, она перестанет выгуливать девочку за два квартала от своего дома, под их окнами. Но, оказывается, он не так хорошо знал Эсфирь, как она его. Теперь на нее играло то, что раньше было против, — семья.

Отец Геннадия каждую субботу выносил деньги. К коляске стали подходить соседки. Мать Геннадия начала подумывать, что, если девушка не стесняется бегать за парнем, да еще и с его ребенком на руках, может, это и не так плохо. Как всякая мать, она считала, что ее Геночка лучше всех и вполне заслуживает такого внимания.

В день, когда Юлечке исполнилось три месяца, она вышла к Эсфири и пригласила домой. Эсфирь отказалась и, в свою очередь, пригласила Евгению Леонидовну к себе.

Дома у Эсфири Евгения увидела две крохотные комнатки, в одной из которых спал пьяный отец, а в другой, впритык к кровати Эсфири, стояла кроватка Юленьки. Во внучке мать Геннадия увидела то, чего пока не видели другие. Она не пошла в мать красотою, зато поразительно походила на отца. Евгения Леонидовна представила, как такой живой укор будет ходить по Городку год за годом… В конце концов, есть гениальная, народная мудрость — на чужом несчастье счастья не построишь. Мать вернулась домой и посоветовала сыну жениться на Эсфири. А если он этого не хочет, то надо хотя бы перевезти ее сюда, ради Юленьки: у них условия проживания несравненно лучше.

Гена, уставший от всей этой истории, сто раз проклявший день, когда захотел Эсфирь и сумел затащить ее в постель, только махнул рукой. Евгения Леонидовна, женщина далеко не глупая, сама пришла к матери Эсфири, повинилась и предложила Эсфири с малышкой пожить у них месяц «на пробу». Мать согласилась тут же, Эсфирь тоже. Отец попытался заговорить «о чести и достоинстве», но Эсфирь с матерью выделили ему из «НЗ» денег на бутылку, и он побежал хвалиться перед друзьями, как «баба замдиректора, ну та, которая из профкома, сейчас уламывает его дочь переехать к себе».

Эсфирь и Юленьку родители Гены привезли на ведомственной «Волге» и разместили в четвертой комнате, бывшей бабушкиной. Это было в пятницу, а в субботу они вспомнили о непобеленных фруктовых деревьях на участке и с самого утра уехали на дачу.

Геннадий, за полгода привыкший видеть Эсфирь в бесформенной шубе или темном пальтишке, теперь от ее присутствия в квартире терял голову. Располневшая после родов, превратившаяся из подростка в стройную молодую женщину с высокой грудью, теплая, домашняя и в то же время формально ему не принадлежащая, она волновала его теперь куда сильней, чем в пору их знакомства.

До вечера первого дня Гена был подчеркнуто вежлив, до ребенка не дотрагивался и даже не смотрел в его сторону. Эсфирь не обращала на него внимания, варила кашку, гуляла, смотрела телевизор в общей комнате.

Вечером Гена решил снизойти до Эсфири и навестить ее ночью. Он был готов к некоторому моральному и физическому сопротивлению — все-таки они не спали вместе почти год, — но то, что произошло, поразило его гораздо больше, чем возможный отпор.

Эсфирь спала голой. Как только он до нее дотронулся, она изогнулась, обняла его, привлекла к себе, нашептывая пьянящие слова о том, как она скучала и ждала, какой он самый лучший на свете, ласкала его не меньше часа, не допуская завершения с его стороны. Через час, исстонавшись под ним, позволив ему проявить себя таким сексуальным гигантом, что он и сам не ожидал, выжав его до капельки, она спокойно попросила его покинуть «детскую» и через пятнадцать минут заснула. Заснула, не притворяясь, он проверял.

Утром Эсфирь пела на кухне дурацкую детскую песенку, варила кашу и разговаривала с Юленькой в коляске. Геннадий при одном только виде Эсфири почувствовал, как у него побежали мурашки по коже, и он впал в то состояние, которое противоречит гравитации.

Погуляв с ребенком, Эсфирь опять что-то готовила, полоскала, а затем гладила в общей комнате и смотрела телевизор. Ребенок вел себя прилично, не орал, не болел, ел и писал, когда положено. Геннадий попробовал было в «тихий час» подсесть поближе к отдыхавшей в гостиной Эсфири, но та попросила его посидеть около ребенка, пока она сходит в ванную. В ванной она пробыла не меньше часа. Юля в это время проснулась, долго смотрела глупыми красивыми глазами на родного папочку, беззубо улыбнулась и загукала, махая розовыми сжатыми в кулачки руками.

После ванны Эсфирь покормила ребенка, и они с Геной весь вечер осваивали мебель и ковры в квартире в различных сексуальных позах. В воскресенье Гена первый раз в жизни купил упаковку памперсов.

С возвращением родителей Эсфирь сделалась недоступной. Сказала как отрезала: «Постель только через загс». Гена выдержал неделю, после чего достал из коробки с документами паспорт, попросил маму посидеть с дочкой, и они с Эсфирью отправились в загс подавать заявление. Свадьбу играли шумную, отец Эсфири допился до зеленых чертей.

Первые годы жили как все. К этому времени поумирали генеральные секретари, развалился Союз, ввели полусухой закон. Затем умер отец Эсфири, не выдержав очередного запоя. Сразу после рождения второго ребенка, мальчика, умерла мама.