Инженер и Постапокалипсис - vagabond

В убежище Мародеров царил хаос. Оттуда, по коридорам и тоннелям, разносились крики и ругань. Крысы, что обитали в расщелинах и дырах, давно не обращали на такое внимание, ведь вирус коснулся даже их. Некоторые животные приобрели странные повадки или бешенство. Даже такие, как дикие кролики запросто могли обглодать тебе руку или ногу, если будешь в отключке на свежем воздухе. Поэтому грызунов теперь опасались еще больше, ведь они маленькие и юркие. Но опасности быть атакованным стаей таких тварей нет, так как те часто пожирают своих сородичей подчистую.

Затхлый запах сырости смешивался с вонью гнили, испражнений, рвоты и пота. Заходить сюда без противогаза было вредно для здоровья. Но проживающим здесь людям не привыкать, они сами создали такой букет ароматов. Разбавлял тишину мерный звук капающей воды в образовавшуюся внизу лужу. Из стоков и прочих труб дождевая вода просачивалась в это Богом забытое место и играла свою мелодию.

Адам мерил небольшую комнату шагами, попутно матерясь как сапожник. Его дружки-наркоманы лишь наблюдали за этим, угрюмо потирая кулаки.

— Блять! Где Франко?! Где, мать вашу, уроды, мой пацан?! А?! — вибрация от его криков ударялась о стены, путешествуя по комнате.

— Адам, мы не можем знать, куда он ушел. Он и наш друг тоже. Может он просто спит где-то или ищет дозу. — промямлил Тодд, толстый мужик под сто десять килограмм, вечно потеющий и голодный.

— Да, Тодд прав. Скорее всего он скоро вернется, вот увидишь, — поспешно закивал Харли.

В этой компании Мародеров, именуемой «Бенишийская стая» или «Адам и его Евы», вчера было четыре человека. Около месяца назад отсюда ушло или умерло примерно пятнадцать. Но эта информация не вышла и не выйдет за пределы этих стен, ведь данная группировка является самой жестокой и страшной и терять этот статус шайка Адама не собиралась.

— Куда он вернется? А? Его уже давно нашли и обглодали, как суки член. Сегодня, с рассветом, выходим искать его. Может хоть тело найдем или кусок… — главарь протер лицо сальной рукой и направился к самодельной кушетке, попутно беря со столика открытую упаковку чипсов.

Адаму Митчеллу было сорок шесть. Бывший механик, который работал в автомастерской своего друга. Мужчина не был женат, ибо его характер и натуру не вытерпела даже его мама. В молодости был в армии, после возвращения домой начал искать работу, но видел себя только с ключом в руке и возле железных коней. Бледно-голубые глаза, короткая стрижка, легкая щетина, пальцы в мазуте и холодное пиво после трудного рабочего дня — все это составляющие его прошлой жизни, до эпидемии. Теперь же, Адам был похож на бездомного, лохматого пса, являющегося вожаком своей шайки. Худое лицо обросло бородой, волос на голове почти не осталось, глаза впали, так же как и щеки, а под ними залегли синяки. Руки безостановочно тряслись, а вены выпирали, словно дождевые черви. Из-за употребления наркотиков и большого количества выпивки, он исхудал, но все еще был в состоянии хорошенько приложить кого-нибудь кулаком.

В увлечения этого человека входили удовольствие и насилие. Конечно же, это было искажено в стиле Митчелла. Он ловил кайф от дури, бухла и ласканий своего члена. Иногда, даже не от своих рук. В таком случае говорят «У каждого есть свои скелеты в шкафу». Если говорить о насилии, то о нем Адам узнал еще в детстве. Его отец напивался вусмерть и ежедневно избивал сначала свою жену на глазах у сына, приговаривая в процессе «Смотри, выблядок шлюхи! Следующим будешь ты», а затем и его. Синяки и гематомы малыш прятал под мешковатой одеждой, избегая неудобных вопросов от посторонних. Так продолжалось на протяжении тринадцати лет пока, будучи пятнадцатилетним юношей, Адам не освободился от гнета своего отца, скончавшегося от цирроза печени, но при этом став почти точной его копией. Один из дней той тирании навсегда изменили парня, сделав его тем, кем он является сейчас.

«…»

Это был ветреный день, небо затянуто серыми тучами, которые хмуро следили за мной. Я возвращался из школы, таща на худощавой и избитой спине рюкзак с тетрадками и учебниками. Мое тело было закрыто одеждой, которую мне покупала мама еще в прошлом году. Денег на новую не хватало, ведь девяносто процентов из них отец тратил на выпивку, а оставшиеся гроши шли на покупку еды. Мать он просто не отпускал работать, объясняя это тем, что там она будет обжиматься с мужиками.

Благо, что волосы успели отрасти за месяц и теперь могли прятать на коже головы маленькие ранки от ожогов потушенных сигарет. Папа говорил, что моя «тыква» способна лишь заменять пепельницу.

Подходя к дому, сжался как внутренне, так и внешне, готовясь к порции тумаков. Обхватив пальчиками лямку портфеля, заставил онемевшие ноги двигаться. Мы жили немного дальше соседей, буквально на метров семьдесят, но этого хватало, чтобы те не слышали нашего с мамой плача