Переиграй судьбу - Лора Патрик

На какую-то долю секунды Чарлза словно парализовало: он вспомнил слова, который произнес несколько минут назад. Проклятье! Как ей теперь объяснишь? Я ведь имел в виду вовсе не то, что ее полоумный муж!

Но, прежде чем ему удалось открыть рот, Констанс заговорила снова:

— Я, конечно, сопротивлялась, как могла. Но он записал меня на прием к врачу и, придя однажды вечером домой, закатил жуткую истерику… Мы поссорились. Он перебил все мои вазы, изрезал картины, даже ту, которую я написала по фотографии покойного отца, а ведь Роберт знал, как много она для меня значила…

Ее голос дрогнул, но, когда Чарлз поднялся из-за стола, Констанс резко обернулась и, вытянув вперед обе руки, тихо взмолилась:

— Нет, прошу тебя, Чарлз, не надо! Просто выслушай меня…

Он молча кивнул, снова усаживаясь за стол. Констанс осталась стоять, бледная как смерть, и, собравшись с силами, возобновила свое повествование:

— Я очень испугалась. Я и вправду решила, что он способен меня убить, и выбежала вон из дома. На улице ему удалось меня поймать, и я увидела в его глазах слезы раскаяния. Он был очень расстроен своим поведением — Роберт всегда сильно страдал после ссор — и мы мирно побрели домой. Тогда и произошло несчастье…

Чарлз подбодрил ее кивком головы. Что за чепуха? — думал он, не веря своим ушам. И как только таких подонков земля носит?

— Констанс, твой муж был болен, неужели ты не догадывалась? — Он хотел подойти к ней, обнять и держать в руках так крепко, чтобы никто больше не посмел причинить ей горя. — Ему была нужна помощь врача, понимаешь? Психиатра.

— Я тоже так думала, когда разговаривала с мамой и с Саймоном… — она с сомнением покачала головой, — но они уверяли, что у страха глаза велики. Мол, период так называемого привыкания бывает у всех молодоженов, и все в таком духе… А о том, чтобы пойти к врачу, Роберт и слышать не желал! Он говорил, что это я во всем виновата. Понимаешь?

— Я понял только одно: тебе пришлось побывать в настоящем аду, — заключил Чарлз. — Но далеко не все мужчины такие, как твой Роберт. И множество свадеб становятся началом удачной семейной жизни.

— Может, ты и прав.

— Никаких «может»! Я прав, и спорить тут нечего! — горячо воскликнул Чарлз.

— Ты, конечно, прав, но я уже ни во что в этой жизни не верю…

— Я сделаю так, что ты снова поверишь.

— Не надо. — Ее голос стал ледяным. — Я не хочу даже пытаться поверить в это, понимаешь? Я не хочу больше рисковать. Теперь моя жизнь в моих руках, и она слишком дорога мне, чтобы снова доверить ее кому-то еще. Я не хочу давать тебе шанс, чтобы ты точно так же стал мной командовать…

— Но я и не собирался! — Его ответ прозвучал чересчур громко в густой тиши безмолвной природы, и Констанс невольно вздрогнула. — У нас все будет по-другому, поверь. Я не такой, как Роберт, и я… тебя действительно люблю.

— Роберт говорил то же самое. — Она уставилась на него усталым бесцветным взглядом, и Чарлз понял, что эта битва проиграна.

— Я понимаю, каково тебе пришлось, Констанс, но ты забываешь одну важную вещь, которая способна изменить всю твою жизнь. Я волную тебя как мужчина, и это может стать началом — очень хорошим началом — для наших отношений.

— Не думаю, что настанет день, и все вдруг ни с того ни с сего встанет на свои места.

Чарлз потерял терпение и закричал:

— А я уверен, что ты меня полюбишь! Я заставлю тебя это сделать! Здесь только я рядом с тобой, и нечего постоянно сравнивать меня с каким-то подлецом из прошлой жизни!

— Ты не понял, — спокойно отозвалась Констанс. — Я уже люблю тебя, Чарлз. Я полюбила тебя уже очень давно, но поняла это только сейчас. Да, я люблю… но это не сможет повлиять на мое решение. Я не хочу пускать тебя в свою жизнь.

Констанс замолчала, наблюдая за эффектом, который произвели ее слова. Чарлз выглядел так, словно получил мощнейший удар в солнечное сплетение. Но Констанс прекрасно понимала: допусти она сейчас слабину, ей всю оставшуюся жизнь придется жалеть о принятом решении. Чарлз все же слишком красив, слишком силен и нежен… Точно, понеслось у нее в голове, слишком похож на Роберта.

— Значит, ты обрекаешь нас обоих на вечное одиночество? — уныло спросил Чарлз после долгого молчания.

— Называй это как хочешь. — Она вызывающе выпятила вперед подбородок. — Но я бы предпочла считать, что спасаю твое и свое будущее. Ты еще встретишь хорошую девушку…

— Замолчи! — вскричал Чарлз, испугав Констанс своей страстной одержимостью. — Не смей говорить, что я могу встретить другую, не то я не отвечаю за свои действия! — Он постоял с минуту, глядя в ее испуганные глаза, а потом резко отвернулся и зашагал по тропинке, ведущей к припаркованному неподалеку джипу.

Констанс, оцепенев от горя, долго смотрела ему вслед. Он уходит, он навсегда меня оставляет… — мучилась она, пытаясь справиться с подступавшими к горлу рыданиями. Прощальный взгляд Чарлза красноречивее всяких слов дал ей понять, что он больше не вернется.

Она слышала, как взревел джип, словно сам дьявол вселился под капот огромного автомобиля. А потом густая тишина — обманчивая, звенящая безмятежность — опустила легкое покрывало спокойствия на зеленые луга, окружавшие тихую гавань отчаявшейся Констанс. Даже птицы, и те молчали, словно знали: нечто важное произошло сейчас под крышей этого дома.

Он ушел…

Констанс, тяжело вздохнув, опустилась на прогретые солнцем ступеньки, а веселое голубое небо будто смеялось над ее горем, отражаясь радостными бликами в безмятежной речной глади.

Он ушел, и это все лишь по ее вине…

Когда вечером того же дня Констанс заехала в ветеринарную лечебницу за Банга, веселое возбуждение соскучившегося пса ненадолго сгладило неприятное впечатление от расставания с Чарлзом. Но лишь ненадолго…

Она весь вечер ждала телефонного звонка, зная, что все равно не дождется, а утром, едва рассвело, была уже на ногах — взвинченная, усталая, раздраженная, повторяя себе непрестанно, что Чарлза не вернуть.

На следующий день легче не стало, и в течение медленно тянущейся недели Констанс мало-помалу свыклась с фактом его отсутствия, ведь теперь наконец-то исполнилось самое заветное ее желание: она осталась одна.

Однако сердцу не прикажешь, и постоянные мысли о Чарлзе к концу второй недели добровольного затворничества вынудили ее совершить поездку в Лондон, к Саймону и Бренде. Однажды вечером Констанс быстро собрала кое-какие вещи и через десять минут вместе с Банга покинула ставший почти родным деревенский дом.

Когда она уезжала, в Суррее стояли погожие деньки, зацветали сады и зеленые поля, но Лондон встретил Констанс негостеприимным туманом и промозглой сыростью серых улиц.

Хотя Констанс предупредила о своем визите, ей все же стало неловко, когда она заметила, что Бренда не слишком рада ее приезду. Усадив гостью в шезлонг, притаившийся в тенистой прохладе летнего сада, Бренда принесла два высоких запотевших бокала с холодным апельсиновым соком и, тяжело вздохнув, приступила к расспросам: