Эмма из Эдинбурга - Катя Гро

буду делать с тем что я узнала? Как там говорила Скарлетт О'Хара? Я подумаю об этом завтра! А сейчас надо заканчивать собирать осколки.

Глава 40. Появление странного домового

Осколков оставалось все меньше и меньше, я уже сильно устала и пропало воодушевление, посетившее меня в самом начале. Но радовало то, что скоро я соберу всю картину целиком и можно будет отдохнуть.

Мы молча собрали осколки, которые были связаны с книгами, учебниками по магии, магическими фолиантами. Оказывается, я совсем не читала художественную литературу, мы не нашли в осколках ни одного романа. Я спросила Марти почему я ничего кроме магических книг не читаю, на что получила ответ.

— Ты, Эмма, скучная магичка. Ты только про магию читаешь, твои хобби тоже с магией связаны. Магия, магия и ничего кроме магии.

— Можно подумать ты читаешь? — обиженно сказала я

— Да, и много. Я, видишь ли, ученый кот. Мне интересно познавать мир.

— Ой, ученый! — рассмеялась я — Детективы не делают тебя ученым. Ты же не энциклопедии читаешь.

— Детективы учат правильно мыслить, развивают логику и заставляют думать.

— Ну во и кто у нас скучный? Ладно, кото-Шерлок, у нас остался последний осколок. Ты, кстати, за него говорил, Матершинник какой-то.

— О, да! Тебе понравится. — загадочно улыбнулся фамильяр.

*** Читая осколок памяти ***

В городе участились случаи ссор, скандалов и споров. До драк пока не доходило, но всеобщее раздражение на магическом уровне чувствовалось.

— Марти, ты не знаешь что такое в воздухе витает?

— Нет, но тоже это чувствую. Так и тянет с кем-то поррругаться. Ты вот повода не даешь, ходишь вся такая молчаливая.

— Я чувствую раздражение, но контролирую его. Не надо нам тут выброса моей энергии, вдруг что натворю случайно.

— Все твои “случайно” обычно заканчиваются веселым пррриключением. Так что я, если уж честно, не пррротив. Скучно стало.

— Скучно ему, видите ли. Давай слетай к бабушке, разузнай у нее, может она что знает.

Когда Марти улетел я сварила себе кофе и села читать новый том по зельеварению, хотелось найти что-то необычное для лавки, что-то, что будет полезно и привлечет новых покупателей. Я конечно люблю творить, но за аренду надо как-то платить. Марти вернулся спустя час и ворвался в окно, словно вихрь.

— Бабушка с ума сошла! Каррраул!

— Что? Что случилось? — я подорвалась с кресла в котором так уютно сидела и перевернула чашку с кофе, который растекся по открытой книге.

— Она марррится как портовый грррузчик!

— Кто? Бабушка? Да быть такого не может. Она истинная леди и даже чай пьет оттопырив мизинчик.

— А сейчас орррет матом на кухне на пиррроги с мясом. Вкусные кстати. Такие сочные, с фаршем и специями и к ним еще соус томатный…

— А ты все о еде. С бабушкой что?

— Она нецензурррно объяснила, что с ней все хорррошо, а меня отпррравила туда, куда не долететь пррриличному коту. Ну ты поняла куда?

— Поняла я, поняла. — сказала я пытаясь вспомнить видела ли я похожие симптомы когда-то в книгах. Нет, точно не видела.

— Я полетал еще по горрроду. Бабушка не одна такая, это массовое помешательство. Причем зацепило оно именно старррушек

— Значит в городе что-то происходит. Давай отправимся с центральный трактир, там, обычно, бабушки собираются на вечерний чай и порцию сплетен. Вот у них и разузнаем что в городе твориться.

Мы отправились сразу же. По дороге мы не встретили ничего необычного, но войдя в трактир стало понятно почему. Все бабушки города собрались на чай. И что их всех собрало то? Я прислушалась к разговорам.

— Я говорю тебе, Мередит, мой домовой просто сошел с ума, он так ругался матом, что я сбежала.

— А я … — нецензурные слова будем точками заменять, потому что я девушка приличная, я такое повторять не буду — со своим … мило побеседовала.

— Оно и видно, вон как заговорила.

— Тебя старая … не устраивает как я говорю?

Я посмотрела на Марти и показала ему жестом мол облети трактир. Надо понять со всеми ли такая беда приключилась. А сама отправилась к бармену, он, как известно, все сплетни собирает. Вот бармен мне и рассказал всю картину.

— В городе начался бунт домовых. — начал свой рассказ бармен — Они требовали выходной раз в неделю, повышение зарплаты и праздничный день в их честь.

— Что это еще за новости? Домовые же из дома не выходят никогда. И не потому, что им нельзя, а потому, что им лень.

— Да, но в городе появился какой-то иномирный домовой, который им растолковал как там у них живут. И это именно он, кстати, так матерится.

— И где этот матершинник сидит?

— Да как где? Дома.

— У кого дома? — не поняла я.

— Ну сама подумай, Эмма, какой у нас главный дом города?

— Даже не знаю… — задумалась я.

— В этом доме, недогадливая. Дом, там где тепло и уютно, там, где все собираются на чай и разговоры. Там, где всегда вкусно и много друзей. Тут он. Я его в подвале запер.

— Ну пошлите в ваш подвал.

Когда мы спустились в подвал, то застали там домового, очень похожего на нашего, только кожа у него была цвета кофе с молоком. Маленький старик, ростом сантиметров тридцать, с большой бородой. И, если у наших домовых глаза добрые-добрые, то этот как-то злобно смотрел из под кустистых бровей. Сидел этот старичок на маленьком бочонке с медом. Встретил он нас нецензурным приветствием.

— Вот это дела. И кто вам, уважаемый разрешил так при леди разговаривать?

— … цаца нашлась! — ответил он — Что хочу, то и делаю!

— И зачем вы прибыли в наш город?

— Меня вызвала одна старая дама для помощи! Так что я тут … на законных основаниях!

Глава 41. Матершинник

Вот только этого нам не хватало… — устало подумала я. Разговор со странным домовым не клеился. Он ругался и требовал уважения. Цель его визита мы уже знали, но он все никак не рассказывал нам кто же эта старая дама, которая его вызвала. Старушка сама, надо полагать, не появится. Нужно было искать даму.

Мы вернулись в лавку и я принялась перебирать все книги в поисках похожих случаев. Я хотела вернуть странного домового домой.

— Эмма, мы тррратим время! — сказал Марти — Все больше старррушек в городе заражаются странным матерным недугом.

— Но это ж не смертельно. А у этого Матершинника есть свой дом. Надо вернуть его домой!

— А бунт